Заступа - читать онлайн книгу. Автор: Иван Белов cтр.№ 39

– Вот теперь тебе будет заноза в заднице, саженной длины, – посочувствовал демону Рух. Бес сдавленно зарычал, силясь подняться на подламывающихся руках.

Из толпы домовых степенно вышел Авдей Беспута со свертком в руках, поглядел на беса и пробасил:

– Этот, что ль?

– Этот, – кивнул Бучила. – Племяша твоего загубил и ребенка украл.

– Хорошо. – Авдей бородой указал своим. – Забирайте, ребяты.

Бес вскинулся, заорал, готовясь подороже продать свою жизнь, но битвы не вышло. Домовые заработали увесистыми резными дубинками, сильные удары бросили демона ниц. Молчаливые коротышки подхватили жертву под руки и потащили за церковь.

– Моя воля, я б его неделю на куски распускал, – пожалился Авдей.

– Времени нет, – развел руками Бучила.

– Уговор есть уговор, – Авдей недовольно запыхтел. – Натешиться не даешь. На, твое.

Он бросил сверток, Рух поймал на лету. Ткань развернулась, приоткрыв сморщенное личико подменыша.

– Забавная какая зверуха, – сказал Авдей. – Всего на денек ты мне ее на сохранение дал, а я как к родному душой прикипел. Ножиком тычу, а он ножками сучит и улыбка до самых ушей. Ну бывай, Заступа, некогда мне.

Главный нелюдовский домовой вразвалочку скрылся во тьме. Иона дернулся было за ним, но Рух удержал, шепнув на ухо:

– Не стоит на это смотреть, досталась падле самая поганая смерть.

– А это и правда бес? – голос Ионы дрожал. – Ни рогов, ни копыт, ни поросячьего пятака.

– Много ты понимаешь, – обиделся Рух. – Бесы с рогами и копытами только в книжках твоих, потому как ни один пачкун бумажный живого нечистого в глаза не видал. А ты зрел, за это мне спасибо скажи.

Он увлек монаха в церковь, звезды блекли, небо на востоке, за изломом черных лесов, пронзила светлая полоса. Свежий ветер, ворвавшийся в храм, разогнал вонь серы, горелой плоти и протухшей воды. Лукерья завалилась на бок в охранном круге и молилась почти неслышно. «Ну вот, теперь точно вдова», – неуместно подумал Бучила. Его немножко трясло, ноги подкашивались. На погосте истошно выл и визжал раздираемый по косточкам бес. Так кричат, если шкуру сдирают живьем или льют на темечко кипящий свинец. Домовые мастера в таковских делах, не дай боже им когда дороженьку перейти, лучше заранее руки на себя наложить. Село полыхнуло собачьим воем, лаем и скулежом. В Нелюдово нынче выдалась беспокойная ночь.

Из серой туманной дымки выплыла низенькая фигура, и Рух опознал нахального задаваку Мирошку. Домовой, с ног до головы изляпанный вонючей черной жижей, подошел, шмякнул на паперть кожаный мешок и сказал:

– Во, ваша пропажа.

– Отдал? – понимающе ухмыльнулся Бучила.

– А куды деваться ему? – Мирошка пожал плечами и уходя предупредил: – Не прозевай, упырь, сейчас будем кончать.

– Это чего? – Иона опасливо косился на подтекающий слизью подарок.

Рух молча распахнул мешок, подозрительно похожий на обрывок крыла, внутри скорчился, подтянув ножки и ручки к груди, крохотный, надрывно сопящий младенец.

– Митяйка! – ахнул Иона, крестясь.

– Он самый, – подтвердил Рух. – Возвращен могучим вурдалачьим умом, материнской молитвой и острым ножом домовых. Теперь дело за малым.

– Где бес прятал дитя? – Иона застыл.

– А вот этого тебе, поп, лучше не знать! – Рух назидательно воздел палец вверх. – Хватай ребенка и живо за мной!

Занялся рассвет, визжание демона резко оборвалось, Бучила перехватил подменыша за ноги и одним махом отсек крохотную башку, обрывая всякую связь между матерью, спасенным ребенком и колдовством. Кровь плеснула на руки и на пол. Языческий ритуал в стенах христианского храма. Иона бережно передал сморщенного синенького младенчика матери. Лукерья всхлипнула, слезы хлынули в два бурных ручья. Младенец тянул ручонки и пускал пузыри. Лукерьины глаза, полные боли и ужаса, смотрели на Руха. Вурдалак едва заметно пожал плечами, дескать, тебе решать. Лукерья поцеловала Митяйку, отстранилась на миг и крепко-накрепко прижала крохотную головку к груди. Иона дернулся к ним, но Бучила перехватил священника за руку, тихонько предупредив:

– Не суйся.

Было в голосе упыря что-то, заставившее Иону молча досмотреть, как мать душила собственное дитя. Лукерья сделала выбор, и один Бог знал, верный он или нет. Долгожданный ребенок с каплей бесовской крови, плоть от плоти отца, вечное напоминание о пережитом ужасе. У каждого свой крест, и Лукерья волокла свой на Голгофу, сгибаясь под тяжестью самого страшного из грехов. Со стороны казалось, мать обнимает дитя, Митяйка трепыхался, пытаясь сделать единственный вдох, дернул ножками и обмяк. Лукерья с глухим рыданием повалилась ничком и свернулась калачиком вокруг затихшего тельца.

«Такова плата, Лукерья, – подумал Рух. – Теперь плачь, молись и меня проклинай. С сыном твоим увижусь в аду, будет он мне обвинителем и судией».

А потом они сидели рядком на ступенях и смотрели на самый красивый в жизни рассвет. Потерявший и заново обретший веру монах, рано поседевшая женщина с мертвым дитем на руках и проклятый Богом и людьми вурдалак. И солнце светило им одинаково.

Господь даровал человеку право на выбор: гнить или гореть, взлететь или упасть, обнажить меч или трусливо сбежать, жрать дерьмо или идти с высоко поднятой головой. Мы вольны выбрать свет или тьму, выбрать дорогу и людей, с которыми нам по пути. Харкая кровью, разрывая жилы, слыша треск и стоны ломающихся костей, помни: никто и никогда не отнимет у тебя право на выбор. И только ангел на Страшном суде решит, верным он был или нет.

Чуть разбавленная мерцанием свечей бархатистая темнота пахла вином, потом и похотью. Рух Бучила расслабленно лежал на медвежьей шкуре, поохивая под ударами бедер оседлавшей его графини Бернадетты Лаваль. Лоснящееся, гибкое тело графини откинулось немного назад, бесстыдно выставив большую упругую грудь с вздернутыми сосками, высокая прическа сломалась, пухлые губки плотоядно закушены. Во мраке напудренное красивое лицо с тонкими благородными чертами приняло звероватые хищнические черты.

Графиня наезжала в гости два-три раза в год, устав от новгородского шума, многолюдства и тесноты. По ее заверению – воздухом подышать. Что за такой особенный воздух у него в гнилом подземелье, Рух понять так и не смог. Графиня сваливалась на голову без предупреждения, задерживалась на пару дней и вновь исчезала, оставляя после себя сладкую боль в паху и едва уловимый аромат ванили и роз. Блудили без меры, пили вино, читали привезенные графиней новые книги. Во время чтения тоже блудили, чего греха-то таить? В постели Бернадетта была чудо как хороша, фантазией, выдумкой и долей безумия выгодно отличаясь от местных деревенских бабенок, обмирающих под Бучилой со страху. А кому понравится, если полюбовница в самый важный момент «Отче наш» возьмется читать? Рух через это к ним ходить перестал. Лучше уж вовсе без баб, авось заделаешься святым…