Краем глаза Михаил углядел, как слева шевельнулись кусты… Там скрывался второй часовой – с настороженным арбалетом. Один спрашивал, другой – страховал, таился. Если что-то пойдет не так, меткая стрела тотчас же найдет свою цель! Сам же сотник это и придумал… Но вот сейчас все равно было как-то неуютно. Даже мурашки пробежали по спине. Костомара же… О, та просто щурилась да загадочно улыбалась.
– До нас кто проезжал? – все же уточнил Михайла. Караульный доложил обстоятельно: кто проехал, сколько человек, когда да куда…
Вдовушка хмыкнула:
– Ну, Михаил…Сам же знаешь – мои это.
– Знаю, – тронув вожжи, покивал сотник. – Но порядок в танковых войсках должен быть!
– Где порядок? В чем?
– Это просто присказка такая. Не бери в голову… Н-но!
Михайла подогнал лошадей, и легкий возок ходко понесся по узкой лесной дорожке, скорей угадывающейся, чем наезженной. Да кому тут было и ездить? Разве что вон – всадникам… Взъерошили снег.
– Вы как добрались-то? – скосил глаза сотник.
Костомара зевнула, галантно прикрыв рот рукой:
– Сперва хотели по реке, а потом я решила – по старому зимнику. Ну, хоть посмотреть, проверить…
– Посмотрела? Проверила?
– Ехать можно. В чаще трудновато, правда, но там дальше редколесье, болото пойдет. Ветер гуляет, снег сносит… Хороший у тебя возок!
– Это не мой – матушкин.
– Надо будет себе такой заказать… Если в ваших мастерских… Сладят?
– Сладят, еще и со скидкою… Только вот – время.
– Ну, это я – к следующей зиме. А про скидку запомнила!
Лес кончился, впереди показалась пустошь – болото, за ней – густые заросли ольхи, краснотала и вербы, и уже дальше синяя полоса ельника. Раскидистые ветви корявой сосны, росшей перед самой пустошью, были украшены разноцветными лентами.
– Граница! – Костомара повела плечом. – А вон и заимка моя. Дымок над деревьями видишь?
И впрямь, над деревьями поднимался едва заметный сизовато-синий дым.
– Очаг затопили, – пояснила вдовица. – Сюда вон, правее давай…
– Ага… – Миша переложил вожжи и хмыкнул. – А не далековата ли заимка от твоего двора?
– Далеко, – покусала губу красотка. – Вот и боюсь – как бы не отобрали. Не вы, так из «журавлей» кто-нибудь…
– Ты ж сама под «журавлями»!
– Вот и я о том.
Дальше ехали молча, впрочем – недолго, от силы минут пять.
– Стой, стой! Вон заимка-то.
– Где? Тпру-у-у-у…
Да уж, сразу не углядишь. Не показала бы Костомара заимку – Мишаня б и не разглядел, проехал бы мимо. Изгороди никакой нет, сразу в ольховнике – полуземлянка, какие еще оставались и в Ратном, и во многих других деревнях. Покрытая снегом крыша – просто большой сугроб, лишь дверь тщательно расчищена от снега да через волоковые оконца тянуло терпким дымком.
– Ну, приехали… Лошадей, вон, к осине привяжи… Волков тут нет – охотнички мои перебили всех. Разве что из ваших земель забредут…
– У нас их тоже немного…
Толкнув дверь, молодые люди спустились в горницу, если так можно назвать полное дыма помещение с открытым очагом и глинобитным полом. Стол, вдоль стен – широкие, грубо скроенные лавки, накрытые волчьими шкурами… На столе – корзинка с провизией и большая плетеная баклага.
– Любят тебя твои люди, – сняв плащ, сотник уселся на лавку.
Вдовушка улыбнулась:
– А то ж! Я ж зла-то никому не делаю. Правда, провинятся ежели… Но тут уж сами виноваты…
Теплело быстро, прямо на глазах – вот что значит полуземлянка и открытый огонь! Едкий дым собирался под крышей, обвивал черные от копоти балки сизой полупрозрачной змеею, уползал, улетал в узкие волоковые оконца… Внизу, на скамьях, дым почти что не чувствовался… Но вот если встать, вытянуться – сразу же начинали слезиться глаза.
– Выпьем…
Сняв сапожки, Костомара поднялась на ноги, сбросила плащ и полушубок, разложила вытащенные из корзины яства – хлеб, куски жареной рыбы…
– Вон там, на полке, кружки…
– Нашел…
Выпили. Растеклась по жилам пьяная медовица… и тут же ожег поцелуй – длинный, терпкий, манящий…
– Есть потом будем…
Отпрянув, вдовушка сняла пояс и стащила с себя верхнюю шерстяную тунику с узорами, а следом за нею и нижнюю, оставшись в одних узких штанах – специально для верховой езды так оделась.
В этой юной женщине чувствовалась порода! Стройные бедра, тонкий стан, шелковистая золотистая кожа, небольшая упругая грудь с твердеющими сосками… Быстро сняв одежду, Миша накрыл их ртом… Откуда в этой лесной глуши столь утонченная красота? Аристократка… В роду были ромеи? Или просто шальной заморский гость?
Поцеловав грудь, юноша опустился на колени, стянул с красотки штаны… Женщина застонала… Какое юное упругое тело… Темная ямочка пупка… Поцеловать! Спуститься ниже, к лону… Золотистый лобок… аккуратно выщипанный… По ромейской моде…
Женщина застонала, выгнулась, прикрыв глаза… Невероятно красивая хрупкая игрушка!
Миша подхватил ее на руки и осторожно – словно опасался сломать – уложил на скамью, прямо на волчью шкуру…
Они совсем не стеснялись друг друга – зачем? – обошлись без долгих прелюдий…
– Ты славный! – красавица улыбнулась, отдышалась…
– Я – разный, – совершенно по-довлатовски отозвался молодой человек.
Зеленые глаза обворожительной вдовушки пылали нешуточным томлением и жаром:
– Я тоже разная. С кем-то – опасная, с кем-то – нет.
– Не холодно?
– Нет…
Очаг догорал. Закрыв волоковые оконца, сотник зажег восковую свечку… Светло-голубую, фигурную, явно купленную в Ратном. С Мишиной подачи такие делали уже лет пять. Пять лет… Целых пять лет, как он…
– О чем думаешь? – легкие женские пальчики пробежались по спине.
– О разном…
– И я – о разном… – Костомара потрогала серебряный Мишин крестик, улыбнулась. – А у меня – ромейский, златой!
– Ты женщина. Тебе нужно.
– Ну да…
Чуть помолчав, красавица зябко поежилась, и Михайла обнял ее за плечи, прижал к себе, погладил…
– Пусти… Я еще налью, да…
Вдовушка поднялся, склоняясь над столом… Миша подошел сзади, обнял за талию, погладил, поцеловал спинку, чувствуя, как снова нарастает томление и возникший внизу живота жар охватывает каждую клеточку тела…
Костомаре не нужно было указывать, что делать – эта обворожительная юная женщина знала и умела многое, куда больше, чем сотник Михаил Лисовин… и, может, больше, чем Михаил Ратников…