Контора - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Лынёв cтр.№ 5

Вульфу ничего не оставалось, как бесцельно пялиться по сторонам.

Не требовалось профильного медицинского образования, чтобы осознать одну простую истину. Город за окнами машины был болен. Впрочем, как и любой другой мегаполис, хотя имелись и существенные различия. Если там, откуда был родом Алекс, многомиллионные людские сообщества напоминали прокаженных побирушек, подыхавших в подворотне посреди мусорных куч, то этот гарцевал декаденствующим аристократом-сифилитиком. За аурой курящихся ароматических свечей не чувствовалось вони гниения, а толстый слой грима прикрывал кровоточащие гуммы. Вульфа не мог обмануть внешний лоск. Он смотрел глубже, наблюдая за языком тела и поведенческими аффектами.

Сердечный ритм города пульсировал рваной тахикардией спринтера, которого заставили бежать марафон в привычном для бегуна на малые дистанции темпе. Он лучился энергией и жизнерадостностью антидепрессантов, запитых крепким кофе. Горожане на улицах походили на холеричных безумцев. Они болтали без умолку по беспроводным гарнитурам с невидимыми собеседниками, слепо смотрели в пространство перед собой, погрязнув в паутине инфосети, чьи глубины отражались на линзах дополненной реальности, которые мало кто снимал даже на ночь, хаотично мотали перед собой руками в перчатках виртуального взаимодействия – моторика пока оставалась наилучшим способом манипулирования программным софтом, а за патент на прямой интерфейс с центральной нервной системой до сих пор сулили баснословные премиальные корпоративные дельцы со всех континентов. Если бы Вульф мог лицезреть мир в инфракрасном спектре, то без особых проблем обнаружил, что разум среднестатистического обывателя пылает двадцать четыре часа в сутки.

На этом строилась вся трудовая философия. Цифровые рекламные агитки с ярмарок вакансий недвусмысленно призывали позабыть об отдыхе ради лучшей жизни, возможной не в райских кущах, но здесь и сейчас. Их мотивирующий посыл бил по яйцам убогого воображения прямым уколом адреналина в сердечную мышцу. Он оставался крайне нативным и сваливался к заповедям примитивного потребительского карго-культа и отращиванию павлиньих хвостов. Приторный мед речей информационных зазывал ничем не отличался от рабовладельческого хлыста, и все многовековое развитие социума свелось к риторически аккуратному и правильному формулированию.

Технологическая сингулярность беззастенчиво поимела общество. Походя на цепную реакцию, ее концепции и теории давно обогнали отсталый человеческий разум, приспособленный к каменному топорищу и праще. Плоды ее достижений были недоступны простым обывателям, чей мозг на пути к яблоку познаний превратился в банальные хабы и свичи. Нервная система стала не более чем оптоволоконным кабелем, по которому текли бесконечные потоки данных, а сознание перестало справляться с поставленными задачами. Симптомы были повсюду. Приступы истерик и нарколепсия посреди бела дня. Апатия, соседствующая с гиперэмоциональностью. Удушливый смех и беспричинные слезы. Список можно было продолжать бесконечно долго.

Тепло попрощавшись с друзьями после мимолетных встреч, по завершении тяжелого трудового дня в погоне за мороком успеха, в комнате голографического присутствия, ставшей бытовым технологическим трендом последних лет, каждый с опаской поглядывал на широко открытые окна в приступе горького одиночества, не удовлетворенного общением с нолями и единицами, – вдруг Питер Пен предложит подбросить до Неверленда на заботливых волнах гравитации. Холодная кровать не грела душу, но теплый бок под рукой требовал существенной подпитки из персонального бюджета посреди непредсказуемой жизни и бесконечного праздника для мальчиков и девочек, что никогда не повзрослеют. Для большинства людей герметичная сфера серьезных отношений не оправдывала себя ни эмпатически, ни экономически, а потому отправлялась на помойку «гениальных» идей. Отсутствие в личной жизни прочных корневых связей уже давно перестало порицаться коллективным бессознательным, но логика внутривидовых популяционных взаимодействий давала сдачи за двоих нейрохимической голодовкой. Все же, как ни крути, мы стайные животные, возомнившие себя охренительно важными, сильными и независимыми личностями, и здесь крылось критическое противоречие. Наплевав на разъедающую душу гангрену одиночества, каждый возвел своему «я» убогий тотем и стал приносить ему в жертву собственный чувственный опыт. Наше эго посчитало, что столь редкий в природе единорог самосознания способен озолотить потомков. Ученые предпочли умолчать, что пресловутое «я» и продукты его жизнедеятельности являются не более чем артефактами исследования, радиочастотными помехами, глитчем, эдакими цифровыми газами, выпущенными в ноосферу.

На фоне общественно-социальных преобразований появление генерализованного депрессивного расстройства личности как новой нозологической единицы, выглядело вполне закономерным исходом, но вот формирование эпидемии, захватившей все континенты, не имело никаких предпосылок и не на шутку переполошило общественные институты.

Когда машина подъехала к зданию центрального офиса психологического мониторинга, Вульф заметил импровизированный пикет, состоявший в основном из бездельников-активистов с голографическими транспарантами. Они перегородили главный вход и заняли всю рекреационную зону. На плакатах Алекс разглядел призывы вроде: «Хватит травить наш рассудок!», «Скажем “Морфею” – НЕТ!», «Сны – наше личное пространство!» Перед входом в Контору стоял довольно известный политик левого толка в окружении сопартийцев и телохранителей. Вульф опустил стекло, чтобы лучше слышать его гневную проповедь. «Они уже контролируют наши банковские счета, геолокацию и сетевой трафик. Теперь хотят добраться до нашего разума через пропагандистские сны. ГСПМ – очередная полицейская организация под крылом Дяди Сэма, пожирающая наши с вами налоги ради ограничения наших же свобод!..»

– Дерьмо! – буркнул охранник. – Придется в объезд. Мне поручено препроводить вас на завтрак с другими психонавтами.

Как сообщил Алексу его сопровождающий, весь персонал службы мониторинга питался централизованно на территории Конторы. Основной кафетерий располагался на первом этаже. Для того чтобы пройти к нему от главного входа, сперва нужно было пересечь лобби и оставить позади бесконечные коридоры технических помещений, а также отдел службы безопасности, где не особо были рады праздношатающимся посторонним служащим, но поскольку перед зданием развернулся пикет, машина доставила его прямиком на автомобильную парковку на цокольном этаже. Оттуда можно было попасть прямиком к дверям кафетерия, всего лишь поднявшись на лифте.

Приглушенные оконными стеклами и жалюзи яркие лучи утреннего света белыми полосами падали на просторное помещение, заставленное столами с простыми пластиковыми сиденьями. Посередине зала пили кофе трое мужчин. Двое сидело за одним столиком напротив друг друга, о чем-то негромко беседуя. Третий расположился за соседним, рассеянно теребя буйные рыжие кудри и с досадой разглядывая пустую тарелку перед собой.

– О! – оживился рыжий, заметив вошедшего Алекса. – В нашем полку прибыло. Топай сюда, дружище, не стесняйся. Нечего мяться как девка на выданье. Это по воле мистера Стейнбека мы торчим тут на юру так далеко от еды. Ему, видите ли, не нравится обонять вонь пищи, исходящую от буфета. Без чашечки крепкого кофе его пищеварительные железы не соглашаются работать, а нам, значит, приходится ждать, когда они соизволят выдавить из себя хоть каплю желудочного сока, чтобы мы уже смогли пожрать по-человечески с утра пораньше.