Прощай,
Элен".
Отчаяние, ярость и мука смешались в диком реве, вырвавшемся у Паоло из глотки. Как она смеет говорить, что это к лучшему?
Его ребенок мертв! Как трагедия может быть к лучшему?
Может быть, для нее. Ей хотелось отделаться от него как можно скорее, вернуться к своей уютной жизни и идеальной карьере. Выкидыш случился как нельзя кстати…
И он воображал, что она его любит! Убедил себя, что сам ее любит. Он был, должно быть, не в себе.
А она не могла дождаться возможности уехать.
Ничего себе любовь.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Она обманывала себя. Элен сунула оставшееся белье в машину и с нехарактерным для нее безразличием на глазок засыпала туда же порошка. Покидая виллу, она думала, что оставляет позади и Паоло, и все, между ними произошедшее. Но даже ее квартира была полна воспоминаний.
Его присутствие ощущалось повсюду — начиная от гостиной, где он с таким вниманием изучал безделушки на камине незадолго до их неистовых занятий любовью, и заканчивая спальней, где и теперь на простынях остался его запах.
Все вокруг хранило память о нем, а теперешняя ее пустая жизнь по контрасту казалась еще безрадостней. Показывала, что она потеряла.
Хуже всего то, что Элен знала: принятое решение верно. Прошло две недели со дня ее возвращения из Милана, а от него никаких известий. Она не ожидала, что он последует за ней, но его нежелание давать о себе знать подтверждало правильность ее действий.
Однако это не давало ей утешения. Одно дело желать Паоло счастья, другое — знать, что он так легко отпустил ее. Хотя на что она рассчитывала? Чуть ли не сама подготовила его свидание с прежней любовницей.
Откинув с лица выбившиеся из прически волосы, Элен принялась надавливать на кнопки стиральной машины с несколько большим пылом, чем требовалось. Что толку представлять, как прошла встреча Паоло и Сапфир! Что толку мучить себя, представляя их вместе! Придется пережить.
В ее мысли ворвался шум снаружи: голоса на лестнице, звук закрывшейся соседской двери — и снова тишина. Она вздохнула. Сколько можно вздрагивать от шагов, замирать при каждом телефонном звонке? Сколько времени понадобится для возвращения к нормальной жизни?
Снова хлопнула входная дверь, и кто-то постучал к ней. Направляясь к двери, Элен попыталась задавить искру надежды, убеждая себя, что, должно быть, это Эжен возвращается из магазина, где прихватил для нее сыр или рогалики. Но искра полыхнула пожаром, когда, взглянув в глазок, она увидела своего посетителя.
Паоло.
Нахлынувшие противоположные эмоции объединились в своем намерении задушить Элен. Она прижала руки к груди. Сердце яростно колотилось о ребра.
Он тут. И, как и в первый раз, его темные глаза дико сверкают, лицо перекошено. Неужели и цель та же? Собирается лично нанести последний удар по их браку? Видимо, не сумев за две недели связаться с ней, решил действовать напрямую.
Элен распахнула дверь и напомнила себе о необходимости дышать.
На секунду ей показалось, что в его глазах мелькнула нежность, но он моргнул, прищурился, и если что и было, то пропало бесследно.
— Тебе придется объясниться, — сказал он, врываясь в квартиру.
Ей ничего не оставалось, как последовать за ним. Кожу покалывало там, где она соприкоснулась с его одеждой, ноздри щекотал знакомый запах. Сны и воспоминания последних дней — не лучшая подготовка к противостоянию с реальным человеком.
— Почему ты уехала? — упер он руки в бока. Он не теряет время на любезности. Даже не потрудившись сесть, выпалил вопрос ей в лицо. Вот, значит, как будет. Она заправила за ухо выбившиеся волосы и скрестила руки на груди.
— Я не могла остаться.
— Ты хочешь сказать, что тебе не терпелось улизнуть.
— Не совсем так…
— Нет? Но ты уже вышла на работу, а?
Элен опустила глаза, отвернулась. Доктор дал добро, и она два дня как ходила в контору. Не то чтобы ей так отчаянно хотелось приступить к работе, как намекает Паоло, — просто такой вариант казался предпочтительнее, чем бродить по квартире, жалея себя.
— Дорвалась до своей обожаемой работы. — Каждое слово как изощренное ругательство.
— А что мне следовало делать? — огрызнулась она. — Сидеть и ждать твоих указаний? Спасибо, за свою жизнь я получила их достаточно.
— Предполагалось, что ты отдохнешь на вилле, а не сбежишь.
— Кто сказал, что я сбежала? — Элен не сбегала. Скорее, это был грамотный отход. Она убралась из его жизни, не дожидаясь, пока ее вышвырнут вон.
— Ты всю жизнь сбегаешь. От своего отца, от меня — из этой самой квартиры. И теперь тоже. Сбежала с виллы, как воровка.
— А кто бы не уехал в сложившихся обстоятельствах?
— Любой нормальный человек! Ты только что потеряла ребенка — припоминаешь? Но ты так рвалась работать, что такая мелочь, как выкидыш, тебя не остановила.
— Да как ты смеешь? Как я могу забыть? Это я там была. Я чувствовала боль. Из меня выдирали моего ребенка…
На последнем слове ее голос прервался. Отвернувшись, она старалась сдержать слезы. Его руки легли ей на плечи.
— Извини, — он повернул ее к себе. — Я пришел не для того, чтобы тебя расстраивать.
— Тогда никогда не говори, что мне безразлична потеря моего ребенка. Ты даже не представляешь, как сильно я желала его, как хотела, чтобы все прошло хорошо. — Ее губы задрожали. — Не прошло. Я потеряла моего малыша.
Паоло заключил Элен в объятия, и комок у нее в горле прорвался рыданием.
— Нашего малыша, — сказал он. — Мы потеряли нашего малыша.
И крепко держал ее, пока Элен плакала, по-настоящему плакала. Последние две недели она не позволяла себе расслабиться, осознать потерю, дать волю слезам. И вот теперь их не остановить.
— Прости, — сказал он, гладя ее по голове. — Я должен был быть там с тобой.
Всхлипнув, она подняла голову, вытерла мокрую дорожку на щеке.
— Теперь все равно. Ты ничем не смог бы помочь.
— Но я не должен был покидать тебя, — настаивал он. — Это должно было быть ужасно. Мама сказала, что ты очень мучилась.
Элен вернулась мыслями к той страшной ночи. Да, была боль, много боли, но не она вспоминалась сейчас.
— Самые худшие мучения, — сказала она тихо, — были из-за того, что я ничего не могла сделать. Знать, что для нашего малыша надежды нет — никакой.
Паоло снова притянул ее к себе. Прижавшись щекой к его широкой груди, она впитывала его запах. Ей так его не хватало, а он целых две недели не ехал. Если бы Паоло действительно хотел быть с ней и утешить в горе, то времени у него было предостаточно и раньше.