Святой папочка - читать онлайн книгу. Автор: Патриция Локвуд cтр.№ 62

– Нас обоих легко напугать, – признает он. – Вот почему у нас удачный брак!

– Скажите повару, что в этом блюде есть паслёны, – инструктирует мама официантку, возвращая ей тарелку с одинокой смертоносной картофелиной. – Один укус паслёна, и у меня воспалится каждый сустав в теле.

– Особняк все еще стоит? – спрашиваю я маму, пока Джейсон предлагает ей половину своего «Триатлета» и кусок сухого пшеничного тоста. Она смотрит на него с любовью – он такой здоровый.

– Ну конечно, – говорит она. – Если хочешь, можем съездить, но внутрь, боюсь, не пустят. Теперь это приют Беспокойных монахинь, – она сжимает кулаки. – Ух, им я бы доставила беспокойство!

Никто из нас в точности не знает, почему она так сильно ненавидит монахинь, хоть она и упоминает неких зловещих учительниц из прошлого, которые держали учеников в ежовых рукавицах. Когда я спросила ее об этом однажды, она мрачно ответила:

– Той сестре нравилось шлепать, – и больше ничего добавлять не стала.

В те выходные мы три часа ехали из Канзас-Сити в Сент-Луис, чтобы все разузнать. Мы выяснили, что эпифанический дуб все еще охраняет этот легендарный особняк, стоящий на вершине крутого покатого холма. Он построен из коричневого кирпича и выглядит на удивление модернистски. Похож на два столкнувшихся ромба. Я подбираюсь к углу и пытаюсь заглянуть на кухню, где мама обычно наливала мне чай со льдом и готовила хлопья, но вижу лишь, как одно стекло отражается в другом. Внутри раздается какое-то движение, и я убегаю прежде, чем до нас доберутся Беспокойные монахини.

– Дави на газ! – кричу я, и мы с Джейсоном прыгаем в машину. Мама выруливает на дорогу с ликованием и злорадством над монахинями: Ну и кого теперь отшлепали, сестра?

Я не спрашиваю, можем ли мы теперь навестить другой приход, тот, который стоит на другом конце города у церкви «Богоматери милосердия», где обычно заканчиваются мои кошмары. Каждый его кирпичик и квадратный фут отпечатаны на внутренней стороне моих век – так было с той самой первой ночи, которую я, моя сестра Кристина и наш отец вынуждены были провести в кромешной тьме подвала. Это случилось в разгар засухи в августе 1994 года, когда наша семья вернулась в Сент-Луис после пяти лет в Цинциннати. Мы втроем приехали на неделю раньше остальных, чтобы разгрузить коробки, расставить мебель и привести все в порядок в новом приходе. Папа решил воспользоваться редкой свободой от цивилизующего влияния моей матушки, чтобы впервые показать нам «Экзорциста».

Возможно, для него это был некий обряд посвящения, в конце концов, именно этот фильм обратил его в веру на той далекой, переполненной паранойей подлодке. Он вставил кассету в видеомагнитофон и устроился рядом с нами на диване, раскинувшись так вольготно, что мне пришлось закинуть ноги на колени Кристине. Заиграла самая пугающая музыкальная тема, которую я когда-либо слышала – она явно была рождена зеленым демоном, который поселился в синтезаторе и начал метаться там, не желая выходить наружу. И когда папино лицо озарили лучи подростковой одержимости, разворачивавшейся на экране, он сообщил нам с абсолютно счастливым видом:

– Вот что вам нужно знать. Этот фильм основан на абсолютно реальных событиях, они происходили прямо здесь, в Сент-Луисе, и однажды произойдут снова. Может быть, с вами или с кем-то из ваших друзей.

У того, чтобы безоговорочно верить во все, что тебе говорят, есть свои недостатки, но тогда я этого еще не знала. Охваченная ужасом, я еще больше залезла на Кристину, и она заскулила, но не просто от страха, а от чего-то гораздо большего. А отец все не унимался:

– Это не было психическим расстройством. Это не было переходным возрастом. Не слушайте этих психиатров. Это было присутствие зла, чистого и ясного. В отделении, где держали этого ребенка, было всегда на пятнадцать градусов холоднее, чем в остальной части больницы. Одному моему знакомому священнику разрешили ознакомиться с материалами дела, и как только он туда глянул, его вырвало, и он никогда и никому не говорил о том, что увидел.

«Ты умрешь там, наверху», – шипела одержимая девочка на экране тем жутким, опустошенным голосом человека, не отдающего себе отчет в том, что говорит. Папа довольно крякнул, засовывая в рот горсть чипсов.

– А теперь смотрите и наслаждайтесь. Сейчас она нассыт на ковер.

История, основанная на абсолютно реальных событиях, безжалостно текла своим чередом. Более того, она уже постепенно выходила из берегов и угрожала унести меня с собой. Спустя какое-то время я невольно задумалась, почему я до сих пор жива, ведь я не дышу уже больше часа. Когда одержимая должна была произнести: «Твоя мать сосет члены в аду!», папа хотел убрать звук, но перепутал кнопки, и телек проревел эти слова на максимальной громкости. Когда пошли титры, мы с сестрой были настолько запуганы, что не могли заставить себя встать и пойти почистить зубы. В ту ночь мы спали на раскладном диване, прижимаясь друг к другу и бормоча, кажется, молитвы, пытаясь заглушить загадочные поскрипывания и мягкий, нечестивый шепоток нового дома. В четыре утра я проснулась от того, что услышала, как моя сестра поет в крошечной ванной, храбро и громко, прямо в лицо надвигающемуся мраку, как храбрый маленький крестоносец. Жаль, что я не могу вспомнить, что это была за песня.

* * *

Мы вернулись в Северный округ как раз в то время, когда все остальные обитатели бежали оттуда; это был массовый, почти библейский исход. У местного аэропорта были грандиозные планы по расширению, и он скупал небольшие квадратные домики в окрестных пригородах. Отцовский приход в Хейзелвуде оказался слишком малонаселенным, чтобы содержать школу – казалось, что образовательные заведения каким-то образом умирают от одного лишь присутствия моего отца, поэтому мы ходили в школу при монастыре Святого Лаврентия Великомученика в соседнем Бриджтоне, который в следующие десять лет потеряет более двух тысяч домов и почти треть населения. Кинлох, исторически черный город, процветавший по ту сторону аэропорта в течение целого века, был разрушен, и его семьи, лишившиеся места для жизни, неохотно двигались в сторону Беркли, Флориссанта и Фергюсона.

Любая попытка проанализировать обстановку была бы похожа на вспарывание острым скальпелем, которого у меня в двенадцать лет не было. Все, что я чувствовала тогда – это состояние неотступной обреченности и уверенности в том, что конец приближается уверенными шагами с моим именем на устах. Небо нависало надо мной, как проповедник в ярко-синей рясе. Аэропорт располагался так близко, что, набравшись мужества, можно было дойти до поросшей сорняками кромки взлетных полос и смотреть, как у тебя над головой пролетают самолеты и их серебристые, усыпанные болтами брюхи уносят людей в какие-то иные места.

Но мне мужества недоставало. За год до нашего переезда девочка по имени Кэссиди Сентер пропала по дороге к дому своей подруги, а потом ее искалеченное тело нашли завернутым в плед, с джинсами, спущенными до самых лодыжек. Она была последней в череде девушек из Северного округа, которых Бог то забирал, то возвращал назад. «The New York Times» написал об этом статью под заголовком «Дети исчезают, город в страхе», начинавшуюся так: