– Это возмутительно и недопустимо! – орал Двести шесть – пять. – Это насилие! Вы не имеете права лечить меня против моей воли!
– Все мои действия ведут лишь к вашему благу, дорогой друг, – мягко сказал психотерапевт.
– Нет! Я запрещаю! – Увидев Ксению, феолец обратился к ней, чуть снизив тон: – Что происходит? Это вмешательство Ракс?
– Ракс всего лишь сообщил вашему правительству о возникшей проблеме, – сказала Ксения. – Ракс не вмешивается.
– Да никто не вмешивается… – пробормотал Матиас вполголоса.
– Зачем вы вызвали врача?
– Мы сообщили о проблеме, – повторила Ксения. – Все дальнейшие действия являются культурным и социальным взаимодействием цивилизации Феол. Мы не принимаем ничью сторону.
Двести шесть – пять затравленно огляделся. Видимо, то, что все держались в стороне, придало ему смелости. Он набычился и потряс в воздухе кулаком.
– Выбор симбионта – личный выбор, доктор! Ни один наш закон не требует от меня принять… чужака. Вас исключат из гильдии врачей, чоремба аноремекедзва мазану мата ту немакуми мата ту
9!
– Я не требую от вас принять чужого симбионта, – укоризненно сказал Триста тридцать. – Как вы могли заподозрить меня в подобной низости, уважаемый мачеречедзи вехаша
10!
Он открыл стоящий на полу кофр и осторожно достал оттуда цилиндрический прозрачный контейнер. Поставил на стол. Внутри контейнера, в лужице тёмной жидкости, шевелилось что-то маленькое, червеобразное.
– Нет! – выкрикнул Двести шесть – пять. – Это карательная психиатрия!
– Это дарственный сегмент вашего собственного симбионта.
– Нет! Нет, не моего!
– Вашей копии в нашей реальности, – согласился Триста тридцать. – Но вы идентичны. Когда вы узнали о вашей проблеме, то немедленно согласились поделиться симбионтом. Это Толла. Толла-нуб. Ваш симбионт. И он не может существовать отдельно. Еще час, другой – и он умрёт. Он устал, голоден и напуган. Ему нужны вы, а вам нужен он.
Двести шесть – пять замотал головой так энергично, что если бы в ней был несчастный Толла, он бы вылетел прочь.
– Нет! Я узнал правду! Это манипуляции Ракс! Мы не обязаны жить с симбионтами! Без них мы свободны! Мы сами по себе!
– Классическое ассоциативное расстройство личности, – сочувственно произнёс Триста тридцать.
– Я расскажу вам правду! – Двести шесть – пять оскалился. – Ракс манипулируют реальностями, они заставили нас принять симбионтов, сдерживая нашу свободную волю! Потому что иначе мы… мы…
– Продолжайте… – кивнул Триста тридцать.
– Мы выше всех! Мы уничтожили бы чужие формы жизни!
Триста тридцать посмотрел на Ксению, кивнул:
– Очень хорошо, что вы меня вызвали. Обычно агрессия наступает через несколько месяцев после жизни без симбионта, и пациент успевает сам осознать тяжесть своего состояния, но в редких случаях…
– Твари! – закричал Двести шесть – пять и рывком поднял над головой стул с явным намерением обрушить его на контейнер с симбионтом.
Но не успел. Триста тридцать метнулся вперёд и нанёс серию ударов в корпус соотечественника. Двести шесть – пять сумел ударить его стулом, но психотерапевт словно и не почувствовал. Ещё один безжалостный хук в челюсть Двести шесть – пять, и ноги обезумевшего феольца подкосились. Он рухнул на пол.
– Прошу прощения за эту отвратительную сцену, – сказал Триста тридцать, растирая кулак. – Распад личности прогрессирует стремительно, очевидно, что моё появление послужило спусковым механизмом… но, к счастью, эта патология излечима.
Он взял контейнер и стал откручивать крышку.
– А вы горазды подраться, доктор, – сказал Соколовский одобрительно. – В молодости я тоже… эх…
– Врач всегда должен быть в хорошей физической форме, – с улыбкой ответил ему Триста тридцать. – Особенно психотерапевт. Вас не затруднит ассистировать мне?
– Охотно. – Соколовский с опаской приблизился к сражённому феольцу. – А что требуется?
– Подержите ему голову. Бережно.
Надев на одну руку пластиковую перчатку, Триста тридцать присел над телом соплеменника. Извлёк слабо шевелящегося червя. Поднёс его к своему лицу. Его собственный симбионт высунулся из черепного канала, словно каким-то образом собирался общаться с червём без хозяина.
А может быть, они и впрямь общались?
Потом Триста тридцать нежно опустил червя на лоб Двести шесть – пять. Симбионт зашевелился – и, пятясь, стал заползать в отверстие.
– Не правда ли, замечательно, коллега? – спросил Соколовского Триста тридцать.
– Очень познавательно, – сдержанно ответил Лев.
Врачи отошли от неподвижного пациента.
Повисла тишина. Лючия вдруг издала сдавленный звук, закрыла ладонью рот и выбежала из кают-компании. Тедди, после секундного колебания, последовал за ней.
– Дети – они такие чувствительные… – вздохнул Триста тридцать.
Двести шесть – пять приподнял голову. Обвёл присутствующих мутным взглядом. Уставился на Триста тридцать. Тот ждал, улыбаясь.
– Простите, – сказал Двести шесть – пять. – Мне безмерно стыдно за моё поведение. Сколько я вам должен за лечение, доктор?
– О, мои услуги оплачены вами из этой реальности, – махнул рукой Триста тридцать. – Как я понимаю, он предоставит вам кредит на очень хороших условиях.
– Я урегулирую наши финансовые взаиморасчёты, – согласился Двести шесть – пять. Встал. Из его черепа осторожно высунулась одноглазая голова симбионта. Феолец огляделся и окрепшим голосом сказал: – Друзья! Как я рад вернуться к вам в здравом уме!
Уолр зааплодировал, через мгновение к нему стали присоединяться остальные.
Но Ксения отметила, что, хоть Анна Мегер и улыбается, но на её лице не видно никакого восторга.
Глава четвёртая
Валентин готов был поклясться, что он на Земле. И не просто на Земле, а на какой-то сказочной версии родины человечества, где вместе с людьми живут эльфы, гномы и прочие волшебные существа.
Включая драконов.
За те три часа, что врач-феолец провёл внутри «Твена», поверхность планетоида вокруг разительно изменилась. Она больше не напоминала крошащийся коралл или истёртую пемзу – теперь это был обычный грунт, поросший зелёной травой. Корабль стоял (или, лучше сказать, лежал) на огромной поляне, со всех сторон окружённой густым лесом. По словам Марка, деревья образовали кольцо шириной около километра, дальше планетоид изменяться не стал. Небо над головой наполнилось голубой синью, в нём белели лёгкие облака, а угасающая звезда теперь выглядела как привычное земное Солнце.