Просыпаюсь от запаха. Еда. Встаю, иду на запах, уже не так плохо ориентируясь в пространстве. На табуретке стоит пластиковая тарелка, на ней картофельное пюре и куски мяса. Приборов нет. Ем так, как собака жрёт из миски, ненасытно и пачкая морду. Блядь, никогда бы не подумала…
Ко мне долго никто не приходит. И свет не включают. Тишина звенит в ушах, и только боль дает понять, что я живу, что я существую.
Такое наказание продолжается долго. Ничего, я его принимаю. Ничего, я когда-нибудь отыграюсь. Главное — подружиться с такими понятиями, как смирение и покорность. На время, разумеется.
12
Мне кажется, что я начинаю сходить с ума. Маюсь, считая шаги, которыми я измеряю помещение. А потом, не знаю почему, начинаю делать упражнения. Разминаюсь, тянусь, отжимаюсь. Местами больно, но это только больше закаляет нервную систему. Ее Борька, я уверена, подвергнет испытаниям еще не раз.
Продолжаю упражняться, вспоминая приобретённые в юности навыки.
Когда-то я занималась танцами. Закончила детскую хореографическую школу. Но вот дальше…
Дальше я терпела. Многое. Отца алкаша, а потом издевательства в детдоме. Да, мама умерла, отца лишили родительских прав, и я в двенадцать лет оказалась в детском доме. Уже бывалые одногодки издевались надо мной. Я пряталась от них, терпела, отпора не давала. Маленькая Кристина была тихой, скромной, но далеко не незаметной. Это потом меня просветила одна старшая девочка, Алина: они завидуют твоей красоте. Мне было смешно, ведь я себя такой не считала. А она подвела меня к зеркалу и спросила, что я вижу.
— Девочку, — ответила я.
— Какую?
— Испуганную.
— Не то, — улыбнулась Алина, — какая ты всегда, а не сейчас?
— Обычная.
— Да нет же, опиши себя как со стороны.
— Волосы светлые, глаза голубые, губы…
— Какие?
— Розовые.
— А форма? Размер?
— Бантик. Большие… пухлые.
— Вот, Кристинка. Многие за такую внешность убили бы, — фыркнула она. — Красотой нужно уметь пользоваться. У каждой девушки, женщины она есть. И дело не во внешности, с этим не всем везёт, как тебе, дело в умении преподнести то, чем наградила тебя природа.
Я запомнила эти слова на всю жизнь. И еще много лет дружила с Алинкой. Пока ее не нашли с передозом в дорогом отеле. Видимо, все же своей красотой она пользовалась неправильно.
Выпустившись из детдома, я не вернулась к отцу на свои законные квадратные метры. Их я получила позже, похоронив своего никчемного родителя.
Выпустившись, я захотела получить вышку, связанную с танцами. Не получилось. Не поступила. Мне сказали, что у меня недостаточно данных. Меня это, конечно, зацепило, но не остановило. Я сделала свою первую татуировку, балерину на руке, и продолжала совершенствоваться уже сама — разные стили, направления. Мне нравилось, это была моя страсть… я же сильная, твою мать, я сильная! Только несдержанная. Надо научиться. Надо терпеть. Раньше же умела.
Провалившись в хореографическом, я пошла в педагогический. Получила койко-место в общежитии. Работала. Твою ж мать, где я только не работала! Но самое прибыльное место оказалось в клубе, где я сначала трудилась официанткой, а потом управляющий заметил, как я танцую однажды после смены. И мне предложили пройти кастинг. Я прошла. Девятнадцатилетняя, невинная девчонка. Утром училась, а по вечерам работала, развлекая толстосумов.
Нет, это был не стриптиз, я б не согласилась. Просто танцы, сценические выступления в костюмах. Да, предлагали многое и разное, когда наши номера заканчивались…
Вот там я однажды и познакомилась с ним. Нет, он не вел себя нагло, по-хамски, ничего низменного не предлагал. Просто сказал, что я ему очень понравилась. Что я красивая.
Первая, черт ее дери, любовь. Редко у кого она счастливая в итоге. И редко у кого она с такими последствиями, как у меня.
Виню ли я его сейчас? Да, конечно, виню. Но себя больше. Раньше надо было снимать очки, тем более работая в подобном месте.
Из клуба я ушла. Точнее меня выгнали…
Долго я приходила в себя. Очень. В тот момент я уже переехала в доставшуюся мне по наследству квартиру и как-то днем случайно встретила девочку, с которой мы когда-то учились в хореографической школе. Она на днях открыла детскую студию танцев, и ей нужны были учителя. Это предложение было мне так вовремя, так нужно мне в тот момент. Да еще платить обещали неплохо. А я тогда, можно сказать, бедствовала, на еду даже не хватало.
Конечно, согласилась. И там уже другие знакомства, другие связи. Из простого учителя я вскоре превратилась в руководителя и уже больше занималась не обучением, а общественной деятельностью студии, которая с каждым годом становилась все популярнее и популярнее.
Я стала частым гостем на светских мероприятиях. Вот на одном из таких я и встретила Игоря.
Уже не такой молодой. Но красивый, воспитанный, умный. Богатый. Успешен и хорош во всем… Плохой из него был, пожалуй, только отец. Воспитанием своих детей совсем не занимался.
Но об этом я узнала значительно позже.
13
Тишина и темнота. Темнота и тишина. Это ужасно. Это мучает, терзает, грызёт изнутри. Нет, я долго так не выдержу. С ужасом понимаю: хочу, чтобы кто-нибудь ко мне пришел. Неважно зачем. Пусть Борька приходит уже наконец. Не могу больше…
Клянусь, я уже готова выть громче и жалобней Алешки.
Алешка… Как он там, мой маленький, бедный мальчик? Он же все чувствует, он переживает, нервничает. Скучает по мне… если, конечно, живой…
Неожиданно включается свет. Затем я слышу, как открывается дверь. Вздох неожиданного облегчения, хотя глазам жутко не привычно, свет раздражает чувствительную сетчатку. Забираюсь на матрас, жмурюсь и жду.
Борька. И приходит не с пустыми руками. В руках две большие коробки.
— Привет, Крис, ну что, одиночество привело тебя в чувство? — спрашивает он весело. Прячу сжатый кулак за спину и с кивком отвечаю:
— Привели.
— И как, мириться будем?
— Будем, — кротко отвечаю я.
Боря подходит ко мне, одну коробку он ставит на матрас, с другой на руках садится рядом со мной.
— У меня для тебя подарок. Видишь, как я тебя балую, а ты меня бутылкой огреть хотела… — он внимательно смотрит на мою губу, тянет руку и прикасается, блядь, так аккуратно, словно боится сделать больно. Словно не он бил. И я все равно дергаюсь и цокаю, зажмурив глаза. — Прости. Но ты сама виновата. Пойдем в душ, тебе надо помыться.
Его радушие немного пугает. Хотя… ширнулся небось, вот и ласковый.
Чтобы снять путу, Боря наклоняется, а потом, прихватив коробку, которую он держал на коленях, ведет меня за руку к двери. Тянусь, хочу взять полотенце, но он мне говорит: