По ночам, после того как у всех срабатывал датчик на отбой, я лежала в кровати с зудящими руками и ногами и от усталости не могла уснуть. Я так и не поняла, где мы, на кого работаем. Этот дом был похож на дворец. Слишком огромен. На первом этаже живут наложницы…Так мне рассказали. Это девушки, которых отобрали удовлетворять Повелителя. Они какие-то особенные. Не низшая каста, как мы. Я видела нескольких издалека. Они гуляли в саду со своей Наставницей. Одеты роскошно, причесаны. От них отдает лоском и шиком, они изысканны, как танцовщицы, ослепительны, как модели, изящны, как статуэтки. Они смеялись…казалось, что они вполне довольны своей жизнью. Значит, она не такая адская пытка, как наша.
Я смотрела в потолок и представляла себе маму. Как она меня ищет, как бегает по полицейским участкам, звонит в больницы и морги. И никто не скажет ей, где я…потому что тех двух полицейских убили. Номер Восемь сказала мне вчера, что вряд ли их оставили бы в живых.
– Они не оставляют следов. Они уничтожают всех, кто мог бы их обнаружить. Я приехала на съемки в студию, нашла фирму по объявлению. Фото в стиле «ню». Очнуться не успела, как фотографа убили, а меня выносили через черный ход. Голую. Не смотри на меня, делай вид, что сажаешь цветы, иначе они поймут, что мы разговариваем.
Я погрузила руки в перчатках в землю, закапывая коренья луковицы в почву.
– Потом ты просто исчезнешь без вести.
– Откуда ты все это знаешь.
– Рассказали. Я здесь уже не первый год…но у нас текучка. Долго никто не задерживается. Мы же грязь.
– А почему ты задержалась?
– Номер Одиннадцать, встать!
Я подорвалась и тут же опустила голову, глядя на свои ноги.
– Язык.
Покорно высунула язык, и от боли слезы брызнули из глаз, когда кончик сильно укололи иголкой.
– Еще семь таких проступков, и отрежем кусочек. Ты мазохистка, Номер Одиннадцать?
Отрицательно качнула головой и проследила затуманенным взглядом за тяжелыми ботинками Манаг. Сука. Какая же она мерзкая сука. И как только успевает за всем уследить и наказать. Всегда наказать. С особым наслаждением. Говорят, она раньше была одной из нас, не возвысилась до наложницы, но выжила и стала наставницей. Хозяева ее любят…Хозяева. Я так и не видела ни одного из них. Ни разу. Убирать их покои нас еще не пускали.
Мамочка…ты держись. Я найду, как отсюда выбраться или как сообщить тебе, что я живая. Ты только дождись, ты только постарайся никому не верить.
– Что значит смотрины? – едва слышным шепотом, пытаясь рассмотреть в кромешной тьме Номер Восемь. Она тоже не спит. Я знаю.
– После них тебя посвятят…но если не понравишься Роксане…то могут и выгнать.
– Выпустить?
– Не знаю. Но те, кто ей не нравились, больше сюда не возвращались.
– Кто такая Роксана?
– Архбаа. Королева-мать. Всем здесь заправляет она.
– А как ей можно не понравиться…
– Тсссс.
Мы обе замерли. По воздуху прополз ультрафиолетовый луч, задребезжал возле нас, остановился. Словно ощупывая, прислушиваясь. Мы старались дышать размеренно, притворяясь спящими. Луч пополз дальше, и до утра мы больше с Номером Восемь не разговаривали.
Глава 3
Я не люблю его, да и как можно любить непостижимое, любить того, кто никогда не станет точкой, только извечным многоточием? Я не люблю его, он не мартини и не шампанское, чтобы любить его, измеряя глотками. Он – смертельный яд, который убивает изо дня в день, заражая наркотической зависимостью и диким кайфом от каждой дозы его присутствия, превращая меня в сумасшедшее, дикое существо, жаждущее этой отравы и агонии от мучительной ломки. Я не люблю его, потому что любовь – это спокойствие и созидание, а он мой смерч, мое стихийное бедствие, мое извечное разрушение всех запретов и законов, навязанных проклятым обществом
(с) Ульяна Соболева
– День посвящения – один из самых важных дней в вашей никчемной жизни. В этот день наша великая Госпожа и наш Повелитель явят себя вам, как высшее благо. Вы не имеете права смотреть на них и разговаривать с ними.
Манаг прошлась мимо нас, выстроенных в шеренгу возле комнаты в коридоре. Уже одетые в белые одежды и кружевные фартуки мы стояли, не смея шелохнуться и тяжело дыша. Инициации боялись, как огня. Все девушки с самого утра дрожали от страха. Нам кусок в горло не лез. Это жуткое ощущение, что сегодня произойдет нечто необратимое, и дороги назад уже никогда не будет.
– Если вас отберут для работы на половине господ, вы будете удостоены великой чести носить клеймо и метку хозяина. С этого момента вы станете числиться официально, как обслуживающий персонал дома Правителей Ибрагимовых. По этому поводу вечером будет праздник, и вас вкусно накормят. Затем вы разойдетесь в свои сектора для работы. Вас распределят между членами королевской семьи. Учеба продолжится в прежнем режиме.
Номер Шесть подняла руку.
– Сейчас не время для вопросов, Номер Шесть!
Но она упорно продолжала держать руку, и мне стало за нее страшно.
– Хорошо! Спрашивай! – снисходительно сказала Манаг. Она явно была в хорошем расположении духа.
– Зачем…зачем каждой из нас учиться, если мы ничего из себя не представляем? Зачем все эти дисциплины, танцы, уроки изящества?
– Таковы устои этого дома, что даже такие ничтожества, как вы, имеют право на образование. Все. Хватит этих дурацких вопросов. Собрались и пошли за мной! Правила все помнят?
Я посмотрела на Номер Восемь, а она на меня. Если она здесь несколько лет, и ее так и не выбрали…то почему она все еще здесь?
– Номер Восемь! Сегодня твоя последняя попытка, если Госпожа не выберет тебя, ты будешь отчислена.
– Отчислена? – она спросила это совсем не с радостью, а с испугом. И я в недоумении посмотрела на нее. Чего она боится? Почему не рада? Ведь если ее отчислят, то ее не станут держать в этом доме и…она освободится.
– Я прощу тебе твой вопрос без разрешения, потому что сегодня великий день. Ночь перед полной луной в нашем доме сама по себе является праздничной. Сегодня одна из наложниц взойдет на ложе Повелителя, а через месяц мы узнаем – даровал ли нам Имрах наследника.
Мне кажется, они живут в другом измерении. В каком-то своем ужасающем мире, где происходят все эти кошмары. Ведь такого не может быть. Там, за оградой есть совсем иная жизнь. Иные законы. Нормальные…человеческие. Там нет этих странных названий и нечеловеческих правил. Неужели никто не знает, что происходит за стенами этого жуткого дома? Неужели полиция закрывает на это глаза?
На улице очень холодно. День солнечный, но морозный, и мы идем по вычищенной от снега дорожке из матовых черных плит. Идем в сторону самого пятиэтажного особняка с огромной площадкой перед ним, украшенной высокими статуями извивающихся в танце женщин и пляшущих вокруг них волков. Статуи женщин белые, а волки черные, и на фоне снега кажутся словно живыми. Нас провели на пустой участок возле выключенного фонтана с хрустальной имитацией струй словно изо льда. Холодный воздух пробирается за воротник длинного плаща, покалывает руки в перчатках, щиплет лицо. Мы одеты тепло, но недостаточно, чтобы не ощущать минусовую температуру воздуха. Манаг считает, что нас нужно закалять, и слабачки им не нужны. Если кто-то заболеет и умрет, туда ему и дорога.