– Ты такая же взрослая, как я – храмовый служитель! – в отчаянии вскрикнула Прют. – Да Отпустивший не видел большего ребенка, чем ты, Лекки… Ты подумай, что скажет мама, если я приеду без тебя?
– Ничего. Просто скажи ей, что я тоже скоро приеду. Это будет чистая правда.
– Ты не можешь этого знать. – Теперь она говорила тихо. Недавняя вспышка осталась в прошлом – и Прют была просто потерянной и напуганной девушкой немногим старше меня самой. – Сорока в беде… А теперь и ты.
– Я не пропаду. Мы еще должны найти способ помочь Криссу, разве нет? И Сороке тоже. И мы его найдем. Ты и я. Вместе. Но если нас будут искать, как Сороку, ничего не выйдет.
– И как ты собираешься это предотвратить?
– Я поговорю с Судьей. Объясню, что все это ошибка. Что мы ничего не знаем… Ох, да что-нибудь придумаю.
Это звучало совсем не убедительно – мы обе это сознавали. Я надеялась только, что Прют не понимает: я рассчитывала защитить хотя бы ее, если дела пойдут совсем плохо. Она бы не позволила мне жертвовать собой ради ее семьи.
Но дело было не только в них. Я просто хотела понять, что происходит. Перевернуть последнюю страницу.
Была ли я героем этой истории – или просто случайностью? Я жаждала выяснить.
– Надо ехать, госпожа. – Воробей тоскливо покачал головой. – Сорока бы с меня шкуру спустил, если бы узнал, что я мог вас увезти, но не увез.
Было ясно, что если кто кого и увезет, то явно решительная Прют испуганного мальчишку, а не наоборот.
– Ему-то точно надо уехать, – тихо сказала я. – Если всех Птиц арестовали, он и вправду в опасности.
Некоторое время Прют молчала, упорно глядя в окно, как будто надеясь обнаружить там что-то, что изменит ситуацию, а потом наконец заговорила:
– Хорошо. Я отвезу его к маме. – Она остановила Воробья, собиравшегося что-то сказать, движением руки. – Но ты поедешь тоже – как только сможешь.
– Конечно, – отозвалась я, чувствуя облегчение – но еще и грусть. Я снова оставалась одна, как в прежние времена; на этот раз, может быть, насовсем.
– Я серьезно говорю, Лекки. – Прют повернулась ко мне, и выражение ее лица вполне соответствовало зловещему тону. – Если ты не явишься через пару дней после того, как мы приедем, я вернусь в Уондерсмин. Возможно, с мамой. Поверь: этого не желает никто.
– Дай мне хотя бы три дня, – взмолилась я. – А лучше четыре.
– Дело ведь не только в маме. – Прют вдруг порывисто обняла меня. С кровати на пол свалилась пара книг. Ее волосы защекотали мне ноздри, и я почувствовала запах яблок, бумаги и лекарств, который всегда, с тех самых пор, что мы познакомились, возникал у меня в сознании при мысли о Прют.
– Если получится помочь ему, помоги, – прошептала она. – Но если нет, не надо геройствовать, пожалуйста. Я не знаю, во что мы влипли… Но, может быть, еще не поздно…
Она не договорила, но мы поняли друг друга.
Не поздно отступить… И сделать вид, что все это никого из нас не касается.
* * * *
Мы попрощались около университетских ворот. Никто не остановил нас, и вышли мы беспрепятственно.
– Избегайте больших трактов и обходите заставы, – сказала я. – А в пригороде сядете на поезд.
Прют кивнула:
– Если успеем на ближайший, дома будем с рассветом.
Я отдала Прют револьвер и старый плащ с большим капюшоном. Вот, значит, как я выглядела со стороны – странница, пытающаяся не привлекать к себе внимания, но выглядевшая, по правде говоря, довольно броско.
– Главное – из города выйти. Надеюсь, если кого-то из нас ищут, то в черте города.
«Иными словами, надеюсь на огромное везение».
Вслух я сказала:
– Все будет хорошо. Встретимся у Мафальды.
Она кивнула и взяла под руку Воробья, судя по лицу, мало что соображающего от страха. Зато Прют выглядела теперь спокойной, почти скучающей.
– Да. До встречи.
Я смотрела им вслед, пока они не скрылись за поворотом.
А потом пошла в сторону Сердца Уондерсмина – как тогда, в свой первый день здесь.
Уже подходя к особняку, я осознала, что забыла свой китель в комнатушке Прют. Вечерело, и я начала мерзнуть в ее старом платье.
Ни кителя блюстителя, ни капюшона, ни темных очков. Никаких попыток скрыть, что я такое. Впервые я была так поглощена мыслями о другом, что забыла об осторожности. И как странно, что никто не прицепился ко мне, не схватил за рукав, не крикнул чего-то обидного вслед.
Я ждала засады у особняка, но поблизости никого не было. В окнах первого этажа горел теплый свет, и тени от веток деревьев у дома плясали по стеклам окон и витражей. Еще недавно эта картина, наверное, показалась бы мне уютной и навеяла воспоминания о чаепитиях и ужинах в гостях, о беседах и смехе. Теперь мне стало не по себе.
Я постучала, и стук разнесся неожиданно далеко в прозрачности вечера. Обычно дверь открылась бы почти сразу – и на пороге стоял бы слуга… Но в этот раз дверь молчала. Никто не открыл мне, и, подождав еще немного, я решилась толкнуть дверь, и она отворилась сама.
В коридоре было темно и очень тихо. Неестественно тихо – в этой тишине таилась угроза. Я несколько раз потянула носом, но ничего не почувствовала. Прихожую, видимо, совсем недавно окуривали травами, и их терпкий запах перебивал все остальные. Все же мне показалось, что я чувствую где-то сбоку от него другой – сложный, человеческий. Кто-то был здесь, во мраке особняка. Ждал – меня?
Я медленно пошла вперед, стараясь держаться ближе к стене. Мое зрение позволило бы увидеть кого-то в темном коридоре, но почему-то мне все равно было не по себе.
Но до кабинета Судьи я дошла без происшествий. Дверь была приоткрыта, и за ней подрагивал теплый оранжевый свет.
Я сделала шаг вперед, через порог, и в тот же миг меня сбили с ног. Мне в ноздри ударил резкий запах – тот самый, что еле уловимыми нотками почудился мне с порога.
Запах Лу.
– Попалась, – прошептал он мне на ухо, и я почувствовала сдерживаемое возбуждение в его голосе. – Так и знал, что ты придешь… Он был прав.
Я задергалась изо всех сил, однако Лу был тяжелее меня, наверное, раза в полтора. Сдвинуть его было не проще, чем гору. Я с тоской вспомнила о револьвере, который отдала Прют.
Но даже будь револьвер у меня, дотянуться до него, когда руки оказались плотно прижаты к телу коленями Лу, я бы вряд ли смогла. И все-таки я билась изо всех сил, как рыба на отмели, и Лу засмеялся.
– На этот раз будет по-моему, пустышка.
– Он велел меня не трогать! – Я сказала это отчаянно, наугад, но тут же почувствовала, как напряглись держащие меня мышцы.
– Велел. И что с того? Он велел много глупостей. Начиная с идеи принять тебя в команду. Делать вид, что ты одна из нас. Открою тебе маленький секрет, пустая. – Горячее дыхание коснулось моего уха. – Его здесь нет. И придет он нескоро… Чем же нам заняться, пока мы его дожидаемся?