— Неплохое начало, — шепчет Бринн, когда за нами захлопывается дверь.
Моргаю, стараясь свыкнуться с внезапно наступившей темнотой. Сквозь маленькие окошки проникает скудный свет, запыленные солнечные лучи утыкаются в деревянный пол. Часть таверны занимают столы для бильярда, они почти все заняты. Разделенный на кабинки зал заканчивается длинной стойкой, посередине которой выгравированы буквы: «Кусай первым».
— И не надейтесь, — завидя нас, предупреждает женщина за стойкой. Она полная, с проседью в темных волосах, облегающая футболка открывает нешуточную коллекцию татуировок. На правой руке витиеватым цветочным орнаментом выведено «Фиона». — Можете даже не вынимать удостоверения — выпивки вам не видать.
— А мы не за выпивкой, — говорит Бринн, приветливо улыбаясь. — Красивые у вас татуировки. Вы Фиона?
— Нет, Фиона — моя дочь, — отвечает женщина. — Меня зовут Роза, я хозяйка заведения. А вы кто?
— Я Бринн, это Трипп.
— Чем могу помочь, ребятки?
Бринн облокачивается на стойку:
— Мы надеялись расспросить о Декстере Роббинсе.
Брови Розы ползут вверх:
— Заведение ему больше не принадлежит, детка.
Мы переглядываемся, я пытаюсь не выдать своего шока. Бринн, конечно, доказала, что интуиция у нее отменная, и все же я считал эту поездку выстрелом наугад. Уж, во всяком случае, не думал, что сразу попадем в яблочко.
— А… ничего страшного, — немного растерявшись, говорит Бринн. — Мы, собственно, не его ищем…
Роза облокачивается на стойку:
— Тогда зачем пришли?
— Видите ли… — Бринн втягивает в себя воздух и собирается с силами. — Я прохожу стажировку в криминальном телешоу «Мотив». Мы расследуем обстоятельства смерти Уильяма Ларкина. — Сочиняет она, на мой взгляд, убедительно. Я, кстати, до сих пор без понятия, как она определяет, когда я вру.
— Уильям Ларкин? — пожимает плечами Роза. — Не знаю такого.
— Возможно, он сменил имя, — говорит Бринн и достает телефон. Успеваю мельком увидеть официальное фото из Сент-Амброуза. — Вот его фотография четырехлетней давности.
Роза, говорившая с нами с насмешливо-скучающим видом, внезапно застывает, делает большие глаза и напряженно всматривается в экран.
— Это что, шутка? — хмуро спрашивает она.
— Конечно, нет, — торопится заверить Бринн. — Такими вещами не шутят. Это фотография Уильяма Ларкина — бывшего учителя школы Сент-Амброуза в Стерджисе, Массачусетс. Недавно мы узнали, что раньше его фамилия была Роббинс…
До последних, нерешительно произнесенных слов моя «напарница» вполне создавала впечатление человека, который знает, о чем говорит.
— Билли… — медленно произносит Роза и еще больше мрачнеет. — Билли мертв?
— Вы его знаете? — волнуется Бринн.
Роза с тяжелым вздохом возвращает телефон.
— Я подарила ему этот галстук еще в детстве, в шутку. «Если жизнь подкидывает тебе лимоны», ну вы понимаете. Видимо, он до него в конце концов дорос.
— Он называл его своим счастливым галстуком, — говорит Бринн, Роза закрывает глаза и качает головой. — Не могли бы мы… Мы можем о нем поговорить?
— Погодите. — Роза поворачивается к батарее бутылок за спиной. — Вы-то обойдетесь без спиртного, а я точно не справлюсь.
* * *
— Я выкупила бар у Декстера, — рассказывает спустя несколько минут Роза. Мы устроились за столиком в кабинке с корзинкой жирных чипсов и напитками: перед ней пиво, перед нами газировка. — В какой-то момент он ни с того ни с сего заделался рьяным католиком и решил, что выпивать — грех. По мне, так полная туфта. — Она поднимает бутылку. — Иисус, в которого верю я, не прочь с тобой выпить.
— Аминь, — говорю я и получаю от Бринн пинок под столом.
Роза тычет бутылкой в мою сторону:
— Я не имею в виду конкретно тебя. Иисус уважает законы.
Бринн откашливается:
— Вы с Декстером дружили?
— Общались, — пожимает плечами Роза. — У байкеров узкий круг, а Декстер прежде гонял на мотоцикле. Лично мне всегда больше импонировал его сын. Славный такой парнишка, добрый, только уж больно одинокий. Его мать умерла, когда тот был совсем малышом. Отца он боготворил, а Декстер его едва замечал. Чертов сексист считал, что воспитывать детей — женское дело, так что Билли по большей части был предоставлен самому себе.
Хозяйка заведения хрустит чипсами.
— Потом Декстер женился во второй раз, ударился в религию и решил избавиться от «Бешеного пса». С тех пор я его здесь почти не видела, зато Билли наведывался. Думаю, от одиночества. Декстер к тому времени обзавелся еще одним ребенком и возомнил себя духовным наставником семьи. Ходили слухи, что наставничество у него далеко заходило. Слишком далеко.
— Настолько? — спрашивает Бринн, показывая Розе статью из «Профсоюзного лидера».
Та кивает:
— Исчезновение Лайлы и Майка наделало тут много шума. А когда поползли слухи, что Декстер практически держал бедняжку под замком и не лечил мальчонку от астмы, искать перестали. — Она отпивает пива. — Жаль, Лайла не взяла с собой Билли. Думаю, не могла — он же ей не сын.
Журналистка у нас Бринн, но мне тоже любопытно.
— А когда Уильям сменил имя? — спрашиваю.
Язык не поворачивается назвать его «Билли».
— Понятия не имею, — пожимает плечами Роза. — Мы давно не общались, знаете, дети вырастают, начинают жить своей жизнью. Последний раз мы виделись, когда он учился в старших классах, — забежал ненадолго по пути куда-то. Сказал, что разорвал отношения с отцом, чему был явно рад, хотя помню, как усомнилась, надолго ли. Приятно было повидаться, но… — Она задумывается, ковыряя заусенец. — Он показался мне каким-то другим… Огрубевшим, что ли.
— В каком смысле? — спрашивает Бринн.
Роза кривит губы:
— Хотя Билли остался таким же обаятельным, я заметила в голосе жесткость, как будто жизнь выбила из него всю доброту. Или это сделал Декстер. — Мы с Бринн обмениваемся испуганным взглядом, и она спешит добавить: — Я имею в виду не физически, это вряд ли, но во всех других смыслах — не удивлюсь. Билли всю жизнь старался угодить отцу, а тот его ни в грош не ставил, особенно после рождения второго ребенка. Майкл, должно быть, ваш ровесник. — Она разглядывает нас, прищурившись. — Я бы сказала, рановато для работы в телешоу.
— Вы правы, — соглашается Бринн. — Откровенно говоря, я и получила там место, потому что во время собеседования предложила расследовать дело мистера Ларкина. — Она бросает в мою сторону сердитый взгляд, я пожимаю плечами. Кто старое помянет… — Нам мало известно о его личной жизни. После смерти полиция не нашла ни родственников, ни друзей. Не знаю, может, их особо и не искали. — Бринн хмурится и разламывает чипс пополам.