Дом, где тысячи дверей - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Филимонова cтр.№ 54

Не договорив, она махнула рукой, но тут Аглая с невнятным восклицанием кинулась к ней, буквально впечатавшись в Елизавету Игоревну.

— Бааааа! — провыла она.

Надо же… я бы и не подумала, что внуки действительно искренне любят свою противную бабку.

Хотя… наверное, они ведь знают ее и другой. Не только вечно всем недовольной, а своей доброй бабушкой, которая, может быть, держит для них в карманах конфеты, к которой можно прийти с любой проблемой — или просто, не объясняя ничего, пореветь, уткнувшись ей в грудь…

Во всяком случае, Аглая всхлипнула вдруг совершенно искренне и по-детски. И вредная бабка ласково обняла ее за плечи одной рукой и погладила другой по голове.

— Ну-ну… будет тебе. Я ведь не собираюсь умирать. Тут вон эта ваша Лариска будет… станете в гости ко мне ходить с ней. Только я буду другая немножко…

Ничего себе! Без меня меня женили! То есть решили все за меня! Я, может, вовсе тут оставаться не собираюсь! Продам этот чертов дом и…

Ведь не собираюсь же?

Ладно, наверное, сейчас не совсем тот момент, когда стоит рассказывать о своих планах. Да и самой в них разбираться.

Протяжно всхлипнув, Ирина порывисто дернулась к своей матери и обняла ее — вместе с Аглаей. Секунду помедлив, к всеобщим обнимашкам присоединились и мужчины семейства — сначала оба сына, а затем и Самохвалов-старший, обхвативший все свое семейство разом, насколько хватило рук.

М-да… впору самой разреветься. И что, теперь я обязана держать эту дверь открытой, чтобы не оставлять семью без любимой, как оказалось, бабушки? Которая будет юной феей, не желающей замуж… Ох, кажется, мой рассудок давно и бесповоротно остался где-то за порогом этого Дома…

Спустя полчаса, наполненных причитаниями и взаимными обещаниями, Елизавета Игоревна наконец высвободилась из всех объятий и подошла к двери. Я дернулась следом, но она, обернувшись, нахмурилась и погрозила мне скрюченным пальцем. Верно… я не должна проходить вместе с ней, иначе она так и останется старой человеческой женщиной. Она сделала шаг — и выпорхнула в герцогский сад уже крохотной юной феей.

— Заходите в гости! — прокричала она, помахала крохотной ручкой и улетела.

*

В общем-то, Самохваловым было пора уезжать. Они все нашлись, и причин оставаться в Доме у них больше не было. Уж во всяком случае ясно, что покупать они его не станут.

Да я и не продам.

Но почему-то никто из них не стал собираться на выход. Может, боялись, что больше я никогда не пущу их на порог и они не увидятся со своей бабулей-феей?

Не знаю. Самой указывать им на выход было как-то невежливо и неловко. А потому я пригласила все семейство на поздний ужин — кто что в холодильнике нашел, то и его!

Павел Петрович нашел в холодильнике коньяк. А Ирина — шампанское.

— Выпить надо, — сделал логичный вывод отец семейства. — За все… вот это! И за наше спасение! И нашего сына, который все равно нас нашел!

Я не стала говорить, что коньяк, в отличие от шампанского, кажется, не охлаждают. Какая разница? Во всяком случае, Самохваловым уж точно есть что отпраздновать.

Павел Петрович наполнил бокалы — себе и Матвею плеснул коньяка, мне и Ирине открыл и разлил шампанское — розовое, как я люблю, — а детям апельсинового сока.

А потом были тосты, разговоры, смех…

Павел и Ирина вели себя так, как будто у них в разгаре медовый месяц. Они тайком, будто никто не видит, пожимали друг другу руки, переглядывались, многозначительно улыбались.

Дети вели себя неожиданно — как совершенно нормальные дети, шумные и шебутные. У них бабушка-фея!  Кажется, этот факт приводил в восторг обоих.

А все вместе это напоминало теплый семейный праздник — такой, какими их показывают в голливудских фильмах, где все смотрят друг на друга с любовью.

Я вдруг почувствовала себя лишней на собственной кухне. Это не моя семья, не моя любовь, не моя радость. Я здесь — так… хозяйка дома. То есть даже — смотрительница.

В конце концов, не выдержав, я выбрала момент, когда никто, кажется, на меня не обращал внимания, и выскользнула из кухни.

Можно податься куда-нибудь на морской берег и подождать, когда все гости сами догадаются, что засиделись, и уйдут… Или открыть себе еще какую-нибудь комнату. Или найти красивый горный вид…

Вместо всего этого я открыла входную дверь дома, выскользнула из нее, спустилась на пару ступенек и присела прямо на крыльце.

А спустя еще несколько секунд рядом со мной опустился на ступеньку Матвей. Помолчал.

— И что теперь? — спросил он наконец.

Я не стала на него оглядываться. Теперь… чтоб я так знала.

Дом давал много возможностей… скажем, можно загадать себе клад (только все-таки не на дне моря!), забрать его и жить припеваючи всю жизнь. Да еще и своих близких обеспечить. И маму, и всех подружек щедро одарить. И не делать ничего вообще. И даже из Дома этого уехать, чтобы никогда больше не рисковать жизнью, не встречаться со странными и опасными чудесами, не менять чужие судьбы (к лучшему ли?).  Но…

Об этом моя двоюродная бабка тоже писала, и слова из ее записок намертво врезались мне в память.

«Помни: кому много дано, с того много и спросится. У всего есть своя цена. Даже у того, что кажется бесценным. И одно дело — когда ты берешь у мира или миров то, что необходимо тебе или твоим близким для жизни, работы и благополучия — еду, одежду и прочее. Пусть даже деньги — в тех количествах, что действительно тебе нужны. Ты платишь за это миру своей работой.

Совсем иное — взять лишнее. Ты можешь при желании баснословно разбогатеть, да. Но не забывай о том способе, которым Вселенная удерживает себя в равновесии. Ты готова к тому, что однажды именно в твоей семье бесследно исчезнет человек, присутствие которого понадобится в каком-то другом мире из-за твоей непомерной жадности? У каждого действия есть последствия — необязательно в том же мире. На каждое действие найдется противодействие. Равновесие непременно будет восстановлено, тем или иным способом…»

Нет, я не была готова к тому, что из-за моей жадности однажды может бесследно исчезнуть мама. Никакие деньги мне этого не возместят. Да пусть даже не мама — а, например, Светка или Катька из моей комнаты в общаге. А значит, и не надо мне невероятных кладов. Проживу без них.

А вот уехать из Дома… эта мысль все еще была в чем-то соблазнительной, но… записки родственницы многое для меня изменили, хоть я и долго не признавалась в этом самой себе. Но если из-за моей трусости в мире станут чаще исчезать без следа люди — я вряд ли смогу себе это простить.

Да и, если совсем уж честно… кажется, уехав из Дома, я всю жизнь буду жалеть об упущенных возможностях. Я могу уехать и, может быть, повидать однажды весь мир. А могу — остаться. И повидать множество миров.