Врата Афин - читать онлайн книгу. Автор: Конн Иггульден cтр.№ 47

Ксантипп остался в своем городском доме и рано отправился спать. От Эпикла он услышал, как Фемистокл восхвалял честь и достижения Мильтиада. Причин плохо отзываться об умершем не нашлось, и, по общему мнению, представление получилось достойное. И только когда имя Ксантиппа прозвучало в списке стратегов Марафонского сражения, по толпе пронеслось что-то вроде неодобрительного шипения.

В дни, последовавшие за похоронами, когда Ксантипп завершил свои дела в Афинах, не чувствовать новой враждебности становилось все труднее. Будь то в собрании или в судах по утрам, на заседаниях совета, в порту или просто на рынке, куда доставляли продукты из его поместий, везде, казалось, его преследовали недобрые взгляды и шепот. Мильтиад был человеком популярным. Ксантипп думал, что это пройдет. Должно пройти с течением времени. Он не убивал Мильтиада! Каким-то образом создавалось впечатление и утверждалась история о том, что великий афинский герой пал жертвой предательства и низкого обвинения.

Ксантипп напрягся, когда кто-то пробормотал грязное оскорбление за его спиной. Женщина! Он посмотрел на нее в ярости, но бросить вызов не мог – оснований было недостаточно, он только выставил бы себя дураком. Нет, ему просто нужно не обращать на них внимания, игнорировать их подлость и злобу. Понемногу все успокоится, или же толпа найдет себе другую цель. Но пока приходилось терпеть.

Возможно, было бы легче, если бы он мог довериться жене. Однако отношения с Агаристой остались холодными и напряженными, и вся эта ситуация душила его. Он целыми днями пребывал в зажатом, несчастном состоянии, как будто плавал под водой и не мог думать. Он исполнял свои обязанности по отношению к ней в том, что касалось доходов поместья, хотя счета оплачивали слуги и его личное внимание требовалось редко. Он нашел время покататься верхом с каждым из своих детей, поучить их правильно сидеть и держаться, сжав колени. Агариста пришла посмотреть, чем они занимаются, и Ксантипп, не оглядываясь, знал, что она стоит в сторонке, прислонившись к забору. Жена даже улыбнулась, когда Перикл свалился с лошади и, пошатываясь, поплелся к матери за утешением. Но улыбка не распространилась на него, когда он оглянулся. Для него тепла не хватило. Как сократить расстояние между ними, сделать шаг или протянуть руку, он больше не знал.

Здание совета представляло собой внушительное сооружение с острыми углами и являлось своего рода заявлением о намерениях новой администрации. У старого совета ареопага был свой древний камень, но это строилось для людей – из известняка и кирпича, с полированными колоннами. Каждый год новые пятьсот человек входили в здание совета и управляли Афинами. Со всеми созданными ими сдержками и противовесами система работала; в этом-то и было чудо. Ксантипп испытал смешанную с раздражением гордость, когда его остановили, а потом узнали при входе. Они все так превозносили свои достижения! Серьезно относились к обязанностям и ежемесячно посвящали часть своего времени их исполнению.

Писаной конституции не существовало. Законы определялись доброй волей, традицией и здравым смыслом. Члены совета чувствовали целостность с обществом и городом, даже самые бедные. Семьи, подобные его собственной, отдали часть своей власти ради мечты о чем-то большем. Ксантипп знал, что лишился почтения в обмен на этот общий дух.

Он вздохнул. Не такая уж и выгодная сделка, когда продавцы на рынке шепчут тебе в спину оскорбления. Рядом с агорой находился Керамик, один из самых бедных районов, где изготавливали все городские горшки и урны. Сами дороги были выстланы крошечными глиняными черепками, покрытыми глиной и пылью. Неподалеку проходила городская стена, а за ней начиналось кладбище, где был похоронен Мильтиад. Ксантипп внезапно остановился и покачал головой. Кто-то тут же обругал его за то, что он перегородил дорогу, хотя особой злобы в проклятии не было. Ксантипп не посетил гробницу Мильтиада, не сказал тени последние слова. Так полагалось, но, приди он даже сейчас, неделю спустя, это могло вызвать открытое недовольство. Уж лучше подождать, пока цветы увянут.

У входа в здание совета Ксантипп поймал себя на том, что оглядывается, представляя себе процессию. Как он мог стать злодеем из этой сказки? Своим обвинением он выиграл пятьдесят талантов для Афин! За такие деньги можно было бы построить двадцать пять галер, напомнил он себе, или платить работнику в течение тысячи лет! Если это не было формой триерархии – обязанностью платить за военные галеры, – то чем тогда? Заплатил бы Мильтиад такую сумму добровольно? Конечно нет.

– Ксантипп! – услышал он голос, выведший его из задумчивости, и, повернув голову, увидел Эпикла в простой хламиде, с голыми ногами.

– Где твои доспехи и оружие? Ты сегодня не бегаешь?

– Я передал их тебе домой. Подумал, что позанимаюсь вместе с тобой, если ты не против.

Ксантипп хмуро кивнул.

– Нас сейчас… э… немного, – добавил Эпикл, не глядя ему в глаза.

В течение нескольких месяцев после Марафона Ксантипп организовал десятки пробежек по городу и окрестностям для гоплитов, желающих улучшить физическую форму.

Бежали в полном снаряжении, со щитом, копьем и мечом – то есть со всем тем, что понадобилось бы в бою. В лучшие дни к ним присоединялось более тысячи человек, и они либо долго бегали вокруг городских стен, чтобы развить легкие и выносливость, либо отрабатывали убийственные короткие рывки. Это было, конечно, изнурительно, но они уже чувствовали пользу, сумев довольно быстро укрепить мышцы.

Количество участников резко упало после суда и смерти Мильтиада. Всего за несколько дней группа сократилась почти до нуля, как будто распространился слух, что Ксантипп прокаженный или проклятый. Его удивляла нервозность Эпикла. Неужели он, Ксантипп, такой суровый, такой невыносимый?

– Сколько сегодня?

– Может быть, десяток человек из филы Акамантиды и других еще примерно столько же. Не более того, как мне сказали.

– Надеюсь, тем, кто перестал приходить, никогда не придется столкнуться с персидским строем или атаковать их лучников!

Ксантипп не смог скрыть ни румянца, ни гнева, хотя и чувствовал себя виноватым, набрасываясь на Эпикла, который ни в чем не был виноват.

– Это Кимон? – спросил он, овладев собой.

– Он… харизматичный молодой человек, – сказал Эпикл, понизив голос. – Больше похож на отца, чем я думал сначала. Парень открыто обвиняет тебя в случившемся, и у него остались немалые деньги, со всем вытекающим из этого влиянием. Крошки с его стола подбирают голодные молодые парни. Он предложил тренировать их сам, на новых площадках в гимнасии Академии.

– В этих развалинах? – фыркнул Ксантипп.

– Они перестраивают его – новая трасса, новые сады, – с несчастным видом ответил Эпикл. – Богатство Кимона окупает все, пока они бегают там вместе, теперь каждое утро. Он говорит о готовящемся походе – с ним самим во главе – на поиски гробницы Тесея. Смерть отца привела к нему много сторонников. Мне очень жаль.

Ксантипп выругался себе под нос. Он не хотел, чтобы его жалели, так как бегал практически в одиночку и за ним не следовали группы мальчишек. Хотя это и раздражало, он решил проложить маршрут прямо из города в порт. Он покажет им строящиеся корабли, покажет сложенные рядами брусья из выдержанной сосны и дуба, срубленных в лесах за сотни миль отсюда и сушившихся в течение многих лет перед использованием. Новый флот был огромным предприятием, которое не вмещалось в сам порт. Уже поговаривали о строительстве новых причалов и мастерских, и едва ли не каждый плотник просил вдвое больше обычной платы, угрожая уйти со своими инструментами. Ксантипп махнул рукой и плюнул на мрамор, раздраженный их жадностью, раздраженный всем на свете.