– Свежий кокос! – сказал Кабура и еще раз сильно ударил карабином в тележку.
Теперь взорвался орех чуть левее от головы сеньора Гонзо, снова брызнуло молоко.
– И еще один свежий кокос.
Третий удар сержанта Фелипе Кабуры угодил прямо в нос сеньора Гонзо, раздался неприятный треск и капли кровавого дождя оросили торговцев овощами.
– Гнилой кокос, – сказал Кабура, повернулся на каблуках и промаршировал прочь вместе со своими армейцами, а тощие ноги сеньора Гонзо в тачке подрагивали в последних предсмертных конвульсиях.
Мино отпустил ногу торговца овощами и изо всех сил бросился бежать. Он спотыкался, падал, поднимался и снова бежал. Остановился он лишь возле рабочего стола отца в тени бананового дерева. Мать развешивала белье рядом.
– Ссс… сссвинья Ка… Кабура размозжил голову сеньора Гонзо, словно орех, – выдавил он, задыхаясь.
Себастьян Португеза рассеянно посмотрел на сына. Потом он отложил дощечку, на которой работал над наполовину препарированной бабочкой «белый павлин» Anartia, и посадил сына на колени.
– Минолито! – прошептал он.
Выслушав сбивчивый рассказ сына, он поднялся и пошел на площадь. Он вернулся только через два часа, сел за стол и ковырял в тарелке маша с маниокой, приправленного чили и зеленым перцем, которую Ана-Мария поставила перед ним. Амантея, его жена, подарившая ему четырех здоровых ладных детей, стояла в дверном проеме, со страхом уставившись в утоптанный земляной пол.
– Где Минолито? – спросил отец хриплым голосом.
– Играет с Теофило и Сефрино за каморкой, – ответила Ана-Мария.
– Сегодня вечером я расскажу вам сказку о вожде племени обохи и бабочке Марипоса Мимоса, – сказал он.
«За великой рекой, за далекими полями, далеко-далеко в самой глубине сельвы, великих джунглей, жил могущественный вождь племени обохи Таркентарк. У Таркентарка было семь жен и тридцать четыре сына, но ни одной дочери. Поэтому каждый вечер он, причитая, сидел у костра и пил из огромных бочек пенную настойку кассавы, жена и сыновья подносили ему бочки – одну за другой. От кассавы живот его стал таким огромным и тяжелым, что тащился за ним до самого холма, когда Таркентарк спускался к реке, чтобы посидеть на корнях мангрового дерева, и был похож на необъятный мешок. Великий вождь просиживал у реки ночи напролет, жалуясь на свою жизнь, а его огромный живот колыхался на поверхности воды, привлекая к себе стаи пираний, с жадностью вгрызавшихся в это огромное манящее чрево. Но кожа на животе Таркентарка была такой жесткой и крепкой, что не поддавалась даже острым зубам пираний. Вечер за вечером, ночь за ночью сидел у реки Таркентарк, горюя о том, что у него нет ни одной дочери».
Глаза Мино слипались. Голос отца был спокойным и монотонным, а тихие вечерние звуки джунглей всего в ста метрах от дома окутывали троих прижавшихся друг к другу в общей кровати детей уютным убаюкивающим одеялом. Теофило давно уже спал в отдельном ящике в углу комнаты.
Мино крепко зажмурился и увидел перед собой отвратительное лицо сержанта Фелипе Кабуры, направившего приклад ружья в тележку старого Эусебио. Кокосовое молоко и кровь. Но постепенно эта картинка рассеялась, красочный рассказ отца о горе вождя Таркентарка и о волшебной бабочке по имени Марипоса Мимоса, заколдовавшей его, отпечатался в сознании шестилетнего мальчика и отогнал ужасные переживания.
Когда Себастьян Португеза закончил рассказ и опустил на кровать сетку от комаров, он увидел, что его сын проник в царство снов без мучительных болезненных картинок, из-за которых ему бы начали сниться кошмары и преследовать тревожные видения.
Он повернулся к жене, стоявшей в дверном проеме. Амантея Португеза распустила пучок на затылке, и сине-черные волосы заструились по ее плечам, обрамляя бледное красивое лицо, застывшее в бездонном горе. Муж привлек ее к себе, мягко поглаживая по спине, а ее губы беззвучно произнесли какое-то слово. Так длилось уже больше года.
Мино уже почти исполнилось девять, когда он впервые услышал этот звук. В погоне за прекрасной бабочкой feronia он выбежал в просвет джунглей. Эта светло-розовая бабочка с темными точками на крылышках обычно садилась высоко на стволы деревьев, слишком высоко для сачка Мино. Ему пришлось кидать ветки, чтобы спугнуть ее и заставить лететь дальше и, возможно, сесть пониже.
Он остановился. Что за странный звук? Глубокое грозное рычание, звучавшее то выше, то ниже, смешивалось с резкими вскриками белых цапель, порхающих в кронах деревьев над головой Мино. Это был не зверь. Словно какая-то машина вгрызалась в рощи магнолий. Он остановился, прислушиваясь. Точно машина, но что здесь делать какой-то машине? Как она вообще сюда попала? Он забыл о бабочке и со всех ног ринулся назад к кладбищенской стене, он знал, что Лукас и Пепе ловят там муравьев, суетящихся по своим делам между камнями на стене.
Лукас и Пепе сидели, болтая ногами.
– Слышите? – закричал Мино.
– А ты думаешь, мы глухие?
Втроем они вытянулись на стене во весь рост, пытаясь разглядеть происходящее за зелеными верхушками, за редкой рощицей, которую и рощицей назвать можно было с трудом, хотя это возвышение, на котором росли магнолии и лавровые деревья, выделялось на фоне бесконечных джунглей. В те редкие дни года, когда дул восточный ветер, деревенские старики, страдавшие бронхитами и слабым горлом, усаживались на стульях под кладбищенской стеной. Они сидели, подставляя свои дряхлые тела живительному благоуханию лавровых деревьев, приносимому ветром.
Ничего не было видно, но рычание то усиливалось, то затихало, ритмично и монотонно.
– Может, там самолет упал, и мотор то включается, то выключается? – предположил Пепе.
Пришла сеньора Серрата с полным подолом таро, остановилась и прислушалась. Потом дедушка хромого Друсиллы. И вот уже целая толпа взрослых и детей собралась возле кладбищенской стены, гадая, что за непривычный звук внезапно ворвался в их жизнь и заглушил тысячу знакомых звуков.
– Небось дон Эдмундо раздобыл какую-нибудь адскую машину, чтобы напугать нас до смерти! – прохрипел старик.
Дон Эдмундо был ближайшим соседом деревни, он владел огромными земельными угодьями, простиравшимися от плодородной саванны вниз до реки и дальше через джунгли до деревни. Однажды дон Эдмундо даже заявил, что и земля, на которой стоит деревня, принадлежит ему, но в ответ получил жесткий отпор: засвистели острые ножи и мачете, в районный центр направилась делегация, дети и жены со свиньями и курами под мышкой и полными мешками маниоки за плечами заполнили личный шикарный patio дона Эдмундо, там они вопили, кричали и шумели несколько ночей напролет, так что могущественный землевладелец был вынужден взять свои слова обратно и подписать документ, который отец Макондо выложил перед ним, где было написано, что он не имеет никаких прав на деревенскую землю.
Выдвигалось много самых невероятных теорий о происхождении загадочного звука, но Эльвира Мунко, дочь сеньора Мунко, который выращивал самые красивые гардении, прибыв на вечернем автобусе, преодолевшем двадцать миль из районного центра по петляющей размокшей дороге, выехавшем на площадь и остановившемся перед лавочкой сеньоры Риверы, рассказала вот что: