Обри: Не смешно.
Чэнс: Я вовсе не шучу насчет того, что тащусь от твоей попки в кружевах.
Телефон замолчал. Очевидно, ее смутило то, что наша перепалка приняла вовсе не дружеский характер. Я подумал, а почему бы не испытать удачу и не продвинуться в отношениях несколько дальше.
Чэнс: Скучаю по тебе. Когда смогу увидеть тебя снова?
Обри: Как насчет того, чтобы прогуляться с собаками завтра после обеда? Я закончу работу с последним клиентом около четырех.
Чэнс: Встретимся в приюте в 16:30.
Обри: ОК.
Чэнс: Приятного вечера, принцесса.
Обри: И тебе того же, Чэнс.
На следующий день после обеда мы встретились в приюте для животных. Обри пришла позже меня и выглядела как всегда прекрасно в своем элегантном костюме. Но когда она удалилась в ванную и вышла в джинсах, белой майке, резиновых шлепанцах и с конским хвостом, я просто рот открыл, настолько она была великолепна. Я не мог оторвать от нее глаз, когда мы направились в парк, ведя по две собаки на поводках.
– В чем дело? Ты смотришь на меня так, словно со мной что-то не в порядке.
– Просто любуюсь тобой. Не знаю, как такое возможно, но с каждым разом ты становишься все красивее и красивее.
Она молчала, когда мы входили в парк. Некоторое время мы прогуливались, а затем уселись на скамейку.
– Можно у тебя кое-что спросить?
– Спрашивай, отвечу на любой вопрос.
– Каково это? Я имею в виду, сидеть в тюрьме?
Было логично с ее стороны интересоваться, чем я занимался эти два года. Я понимал, почему она проявляет любопытство: она просто наверстывала упущенное.
– Это довольно… унизительный опыт. Тюрьма была битком набита заключенными, но мы в каком-то смысле проявляли солидарность.
– Тебя там кто-нибудь навещал?
– Адель приходила дважды в месяц.
– А как же твоя мама? Она все еще ухаживает за больной бабушкой?
– Нет. Она умерла.
Обри посмотрела на меня с грустью.
– Прости. Это был неуместный вопрос. Твоя бабушка была больна, и я могла бы догадаться…
– Ты не могла этого знать. – Я откашлялся. – На самом деле они обе умерли. Мама скончалась от аневризмы в первый же год моего пребывания в тюрьме.
– О Боже, Чэнс. Мне так жаль…
– Спасибо за сочувствие.
Я открыл бутылку с водой и напоил дворняжек, которые, высунув языки, тяжело дышали от жажды. Обри все еще смотрела на меня, когда я закончил поить собак. Я переключил внимание на нее и приготовился выслушать, что она думала по этому поводу.
Когда она заговорила, по ее щекам текли слезы.
– Так много потерь…
Я смахнул слезинки и взял ее за подбородок. Она подалась ко мне. Я еле дышал, вспоминая, что потерял за это время.
– Да, ты права.
Я закрыл глаза на пару секунд, чтобы прийти в себя. Когда я их открыл, Обри все еще смотрела на меня.
– Иногда надо потерять все, что имеешь, чтобы осознать, чем ты действительно дорожишь.
Она переплела свои пальцы с моими и легонько сжала их. Так мы и сидели на скамейке еще целый час, пока четыре пса, которых мы выгуливали, не решили, что пора отправляться домой. Я рассказал ей о клинике для футболистов, которую организовал во время пребывания в тюрьме. Она поведала о своей деятельности по организации и содержанию приюта для животных. Адвокатское бюро, в котором она работала, оказывало ей в этом безвозмездную помощь, и Обри была счастлива. Казалось, она обрела душевное равновесие, о котором так мечтала два года назад.
После того, как мы вернули собак в приют, я все еще не хотел ее отпускать. Мы стояли на улице, и я испытывал смятение, как во время первого свидания, когда приходит время расставаться.
– Может, зайдем куда-нибудь перекусить? – робко спросил я.
Она закусила нижнюю губу.
– У меня есть планы на вечер…
Понятно, она встречается с Диком. Я кивнул и опустил глаза.
– Но…
Я поднял глаза и посмотрел на нее с надеждой. Наверное, в тот момент мой взгляд был полон щенячьего обожания, но я этого не стеснялся.
– Но планы эти весьма неопределенные. Может, я даже могу их изменить.
Я ответил с полной искренностью:
– Я был бы просто счастлив. Не готов делиться тобой сегодня вечером.
Она кивнула и, извинившись, отлучилась на минуту, отойдя в сторону, чтобы поговорить по телефону так, чтобы я не слышал. Потом вернулась и сунула телефон в сумочку.
– Куда бы тебе хотелось пойти? Мне придется заскочить домой, переодеться для похода в ресторан. Собаки меня всю испачкали, а мне не хочется снова облачаться в деловой костюм.
Она обдумывала мое предложение лишь пару секунд.
– Не думаю, что это хорошая идея, Чэнс.
Я поднял вверх три пальца.
– Буду вести себя хорошо. Даю честное бойскаутское слово.
Она сощурила глаза и посмотрела на меня оценивающе, обдумывая мои слова.
– Ну, хорошо.
Она не знала, что все это время я держал за спиной два скрещенных пальца.
Мы заказали спагетти карбонара и куриные котлеты с сыром пармезан в итальянском ресторане в двух кварталах от ее дома. Когда привезли еду, мы тотчас же набросились на нее и уничтожили в мгновение ока. После того, как тарелки опустели, Обри принялась макать хлеб в соус.
– Вижу, ты сняла запрет с поедания углеводов. Помнится, ты говорила, что позволяешь себе нарушать диету лишь раз в месяц.
– Я передумала, решив, что все-таки слишком люблю вкусно покушать. Поэтому позволяю себе и хлеб, и спагетти, компенсируя это интенсивными занятиями в тренажерном зале. Ричард приучил меня к бегу, и я поняла, что могу сжигать калории от кусочка чизкейка менее чем за полчаса. Удовольствие от еды стоит получасовых мучений.
Я отвернулся от нее. Всякое упоминание о Ричарде и осознание того, сколько хорошего он сделал для нее, приводили меня в смятение. Я был счастлив, что она вновь обрела радость жизни, но не мог не испытывать грусти из-за того, что не я был тем человеком, который помог ей в этом. По правде говоря, любое упоминание имени соперника вызывало у меня ужасное раздражение.
– Прости, – искренне сказала она, заметив мое расстроенное выражение.
– Ничего. Я веду себя как свинья. На самом деле я рад, что ты получаешь удовольствие от еды и тренировок. – Мне надо было прийти в себя, поэтому я встал, чтобы отнести пустые тарелки в раковину. Обстановка была такой… домашней. Такой естественной. Интересно, с ним она так же непринужденно ведет себя?