Уайатт засмеялся.
— Буду иметь это в виду, когда завтра буду ждать тебя у алтаря. Разумеется, на свадьбах мало кто обращает внимание на жениха. Все внимание всегда достается невесте. Они все будут смотреть на тебя. — Рейчел слегка побледнела. — Не волнуйся — это всего лишь сахарная пудра на пирожном, как ты сказала.
— Может, нам лучше сбежать? Прямо в свадебных нарядах.
Он сделал вид, что задумался над ее предложением.
— Что ж, если пообещаешь, что ты будешь в свадебном платье… — Он ухмыльнулся. — Нет, побег отменяется. На этот раз свадьба обязательно состоится. Мы венчаемся в церкви.
— Спасибо, — сказала она. — Мне вдруг на мгновение показалось, что ты сомневаешься и хочешь передумать.
— Ты спутала меня с этим Битти-сорванцом.
Она посмотрела на него сквозь длинные черные ресницы, выражение ее лица было слегка насмешливым.
— Я бы никогда не сделала такую ошибку.
В устах Рейчел это звучало как комплимент, и Уайатт оценил его.
— Правда? — спросил он.
— В последние три месяца Уилл предлагал Розе выйти за него замуж чаще, чем Эйб Дишман предлагал мне. Так что это колебался вовсе не он.
— Что ты хочешь этим сказать? Надеюсь, ты не колеблешься?
— Я хочу сказать, что ты ни разу не сделал мне предложения.
Уайатт с удивлением посмотрел на нее:
— О чем ты говоришь? Разумеется, я делал тебе предложение.
— Ты показал мне документы, и мы заключили договор. Вот что я помню.
С задумчивым видом Уайатт провел рукой по волосам.
— Это несправедливое обвинение.
— Даю тебе последний шанс сделать мне предложение.
— Что за черт! — пробормотал он. Потом вдруг начал хлопать себя по жилету и исследовать содержимое своих карманов.
Рейчел продолжала смотреть на него. Вряд ли он ищет изложенное в письменном виде предложение, подумала она.
Наконец Уайатт извлек из кармана сложенный в несколько раз листок бумаги. Затем он повернулся к ней и вложил этот лист в руки Рейчел.
— Это телеграмма. Арти принес мне ее в участок после того, как ты ушла.
Он прямо посмотрел на нее, его взгляд задержался на ее груди.
— Не могу понять, почему я про нее забыл.
Рейчел прочитала телеграмму.
— Что ж… — сказала она, — значит, Джон Маккензи Уорт в конце концов купил «К. и К.». Можно считать это свадебным подарком.
Уайатт согласился с ней. Он забрал у нее телеграмму и еще раз пробежал текст глазами.
— С этим покончено, — удовлетворенно проговорил он.
Фостер Мэддокс при жизни был очень сложным человеком, умер он тоже непростой смертью. Завещания он не оставил, и это дало возможность его матери Корделии вмешаться в дела железнодорожной компании. Она до последнего отстаивала права своего сына, так как считала, что рейдсвиллская ветка по праву принадлежала ему.
Корделия Мэддокс вела настоящую войну. Ею руководило негодование и желание настоять на своем. Она приезжала в Рейдсвилл, чтобы забрать тело сына и удостовериться, что вынесенный Рэндольфу Доуверу приговор был приведен в исполнение. Бухгалтер Фостера был приговорен к повешению.
Дело мистера Доувера рассматривалось тем же судом, что и дела угонщиков скота и похитителей сейфа. Слушание велось на протяжении нескольких дней, суд посетило множество людей, которые хотели убедиться в том, что виновные понесут справедливое наказание. На заседании присутствовала и Адель Браунли. Она внушила себе мысль, что ответственна за совершенные Рэндольфом Доувером действия. В первый день слушаний она так рыдала, что судья Уэнтуорт попросил ее покинуть здание суда. Позже судья сказал Уайатту, что он с удовольствием выдворил бы с заседания и Корделию Мэддокс, но, к сожалению, она не давала повода так с собой поступить. В течение всего слушания дела она лишь сверлила судью холодным взглядом. Больше обвинить ее ни в чем было невозможно.
В течение своего недолгого пребывания в тюрьме Рэндольф Доувер вел себя тихо и не доставлял никому неприятностей. Хотя ему нечего было сказать в свое оправдание и наказание было неотвратимо, он до самой последней минуты занимался делами той империи, что когда-то выстроил Клинтон Мэддокс. Последние решения, которые принимал Фостер Мэддокс, поставили «К. и К.» в очень уязвимую финансовую позицию. Именно Доувер предложил заключить контракт с Джоном Маккензи Уортом на строительство северного пути. Уорту же и была продана «К. и К.» по сходной цене — тридцать девять центов за доллар.
Во время переговоров с Джоном Маккензи было решено, что вся собственность «К. и К.» переходит к нему. Исключение составили лишь рейдсвиллская железнодорожная ветка и шахты в окрестностях Рейдсвилла. Эти объекты были переданы их законным владельцам. Данный договор был подписан адвокатами с двух сторон. Закон восторжествовал.
— Город будет праздновать не только нашу свадьбу, — сказал Уайатт. — Последние новости, касающиеся ветки и шахты, обрадовали всех без исключения. Шахтеры будут пить и плясать всю ночь.
— И дебоширить.
Уайатт окинул Рейчел довольным взглядом.
— Есть повод.
— Я не знаю, что сказать матери и сестре о шахте, — проговорила Рейчел. — Я не уверена, что им следует все знать.
Уайатт сидел, расслабившись, он был загипнотизирован касанием рук Рейчел, поэтому ему было трудно следить за ходом разговора.
— Ты так считаешь?
— Думаю, все видят, какой Рейдсвилл процветающий город. Скрыть это невозможно. И многие догадываются, что таким богатым город делает прежде всего шахта. Вокруг этого столько разговоров. О шахте говорят и адвокаты, и бухгалтеры, и инженеры. Но никто из этих людей не знает о том, какую прибыль в реальности приносит эта шахта. Корделия Мэддокс была, как и ее сын, с самого начала убеждена в том, что за этим что-то кроется.
— Она не ошиблась.
— Я знаю, — тихо проговорила Рейчел. Она часто спрашивала себя, знала ли Корделия Мэддокс о том, что мистер Доувер имел свои собственные секреты. Бухгалтер скрыл от Фостера Мэддокса тайные записи его деда. Более того, он завел тайные бухгалтерские книги, которые никогда никому не показывал. Рэндольф Доувер знал, что шахта приносила миллионы, а вовсе не тысячи. — Нам повезло, что Дэниел Сьюард со своими людьми так и не смог обнаружить подземный грот, в котором хранились золотые слитки. Им было нечего сообщить Корделии.
— Сид и Нед взорвали часть горы и завалили вход в грот, поэтому никто не мог его обнаружить, — напомнил ей Уайатт. — Теперь потребуется несколько месяцев, чтобы расчистить завал.
— Столько усилий потребовалось, чтобы сохранить в секрете истинные доходы, которые приносит шахта. Я не могу открыть все это своей семье, кто бы и что бы там ни говорил. Я не хочу предавать интересы города, я бы чувствовала себя при этом очень нехорошо. Я хочу лишь одного — чтобы моя мать и сестра были хорошо обеспечены. Но это можно сделать, не раскрывая никаких секретов. — Она на мгновение замолчала, задумавшись, ее рука замерла на плече Уайатта. — Я много размышляла о том, куда вложу деньги. Теперь я знаю — я вложу их в землю.