Черничная ведьма, или Все о десертах и любви - читать онлайн книгу. Автор: Лариса Петровичева cтр.№ 41

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Утром мы выехали из Марнахена.

Когда мы с Энцо заняли маленькое купе, и поезд неторопливо покатил от вокзала, я почувствовала, как в животе шевельнулось что-то ледяное. Энцо понял, что у меня на душе — в его взгляде было искреннее сочувствие и понимание.

— Все хотела спросить у тебя, почему ты тогда поднялся на балкон, — сказала я и уточнила: — Когда на меня выпустили свиней в Ханибруке.

Энцо едва заметно улыбнулся краем рта.

— Я думал, она придет посмотреть на твою казнь, — ответил он. — Пытался вычислить ее, с высоты это сделать намного проще.

Рядом с нами стояла небольшая плетеная корзинка для пикника: Гвидо сложил туда черничные кексы нам в дорогу. Он очень старался, запоминал каждое мое слово и движение, а потом, когда уже на рассвете мы закончили стряпать, произнес:

— Песок и глина помнят все, госпожа Эрна. Можете спокойно ехать в это «Убежище», будь оно проклято, я здесь справлюсь.

— Почему вы проклинаете это место? — спросила я. Гвидо поправил бумажную салфетку, которой была прикрыта гора кексов, и ответил:

— Потому что господин Саброра там потерял и сына, и самого себя. Я молчал, не хотел, чтобы он меня расколол, но молчать было больно, — он помедлил и добавил так, словно боялся, что я как-то неправильно его пойму и рассержусь: — Сейчас господин Энцо изменился, и я этому рад. Это потому, что вы с ним, и я очень хотел бы… — он вновь сделал паузу, — чтобы и дальше вы с ним шли вместе.

Я улыбнулась. Осторожно дотронулась до его руки — сухой, теплой, живой.

— Я буду очень этому рада, Гвидо.

— Вот и хорошо, — произнес он с той искренностью, которая отличает просто хорошего слугу от по-настоящему родного человека, и старательно принялся складывать полотенца, давая мне понять, что больше не хочет разговаривать. Ему было грустно снова расставаться с Энцо, и он не желал этого показывать, понимая, что ничего не изменит.

Поезд летел среди полей и виноградников, мимо высоких свечей кипарисов и крошечных белых домиков, рассыпанных в летней зелени. Юг был свежим и чистым, он умылся дождем и встрепенулся, когда вышло солнце, и каждый его кусочек был похож на картину — то, что впереди лежало «Убежище святой Магды», казалось мне уродливым чернильным пятном.

— Что мы будем делать, когда приедем? — спросила я. — Нас встретят?

— Да, — ответил Энцо и объяснил: — Там небольшой поселок, стоянка буквально три минуты. Мне написали, что один из лучших специалистов клиники будет нас встречать.

— Я, кажется, даже знаю, кто это будет, — пробормотала я. — Доктор Марко Трончетти Пелегрини.

Энцо вздохнул. Его лицо сделалось холодным и жестким: тот человек, которого я успела узнать, ушел — скрылся за ледяными инквизиторскими доспехами, спрятал все чувства, закрыл все щели, через которые его могли бы ранить. Передо мной вновь сидел инквизитор, которого когда-то убивали за то, что он ударил Гексенхаммером ведьму и ее девочку.

Почему-то мне сделалось спокойнее. Энцо был неуязвим — значит, и со мной ничего не случится.

— Готов поклясться, именно он работал с Чинцией Фальконе, — произнес Энцо. — Немедленно запрошу ее карту. Конечно, там все исправили сразу же, как только она сбежала, но что-то все же могло уцелеть.

— У них наверняка двойная бухгалтерия, — сказала я. — Одни карты для того, чтобы предъявлять инспекторам и полиции, другие — настоящие, для внутреннего пользования, — я смущенно улыбнулась, вспомнив школьную жизнь, и добавила: — У моего одноклассника так было. Он носил в ранце два дневника. Один подавал для хороших отметок, другой для плохих и для замечаний. Его не сразу разоблачили.

Энцо фыркнул, и броня на мгновение выпустила его настоящего.

— У меня такое тоже было, — признался он. — Отец узнал и выпорол меня так, что я не мог ни сидеть, ни лежать. И запретил вызывать врача — Гвидо втайне сбегал в аптеку, принес мне мазь для заживления ран.

— Никогда бы не подумала, что ты на такое способен, — призналась я. — И это меня радует.

Энцо удивленно поднял левую бровь.

— Радует, что в школе я был мелким мошенником? Это почему же?

— Потому что ты живой, — честно ответила я. — И всегда был живым.

Некоторое время Энцо рассматривал оливковые сады, которые лежали на холмах, а потом негромко сказал:

— Если бы я мог поговорить с отцом, то спросил бы, почему он делал со мной все это. Что случилось в его жизни, раз он счел возможным и правильным затягивать петлю на моей шее.

Я дотронулась до его руки — лицо Энцо дрогнуло, он устало закрыл глаза.

— Возможно, что-то глубоко его ранило, — сказала я. — Возможно, эта рана так и не зажила. Но Энцо, он был взрослым человеком. Врачом. Он мог позволить себе любое лечение. А ты был ребенком, который от него полностью зависел. Ты не мог ничего исправить или изменить, и это не твоя беда, а его.

Энцо усмехнулся.

— Не хочешь пойти работать психиатром? — спросил он. — У тебя неплохо получается.

— Не хочу, — я дотронулась до его лица, и Энцо открыл глаза. — Я исцеляю души своими сладостями, и мне это нравится.

Ровно в полдень поезд остановился на крошечной станции: на будочке, в которой продавали билеты, красовалась вывеска с надписью «Меленборг». Возле будочки стоял джентльмен в легком светлом костюме — огненно-рыжий, опиравшийся на трость, он выглядел так, словно готовился встречать своих лучших друзей.

— Доктор Пелегрини, — пробормотала я, выходя следом за Энцо из вагона. — Так я и думала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Конечно, это трагедия. Страшная трагедия, и я не перестаю себя винить в том, что произошло.