— Ты не говорил, что не умеешь плавать. Что, совсем?
— Абсолютно, — не моргнув глазом, солгал Джерри.
— Значит, ты можешь просто пойти ко дну?
— Не исключено.
— И ты рассчитывал на мою помощь?
— Весьма.
Джерри отвел ножи от горла Рэй, спрятал под подушку и не поцеловал ее губы, а набросился на них с жадностью изголодавшегося по ласке человека. Чувствовалось, что гнев борется в нем с желанием. Это было не насилие, а отчаянная, безумная потребность выразить свою любовь. Рэй не смогла противиться и ответила на поцелуй. Обвивая руками шею Джерри, она ощутила сквозь полотно рубашки валики зарубцевавшихся ран и отдернула пальцы.
— Не бойся, они уже почти не болят. Потом спина после порки всегда выглядит хуже. А между тем удары плетью намного больнее.
Рэй не нуждалась в напоминаниях, она слишком хорошо помнила страдание, искажавшее в те ужасные минуты черты Джерри. Девушка ласково погладила спину Джерри.
— Мне стыдно, милый. Стыдно, что поверила человеку вроде Сэма Джаджа. Мне нужно больше тебе доверять. И знаешь… я не хочу умирать.
На этот раз поцелуй был нежным и осторожным. Губы у Рэй были припухшие, а влага на них — солоноватой.
— Это что же, укусы? Прости!
— Вот как, ты раскаиваешься? — Ее зеленые глаза заискрились смехом. — Тогда почему в этом, а не в том, что пару минут назад держал у моего горла два ножа? Неужели у тебя хватило бы жестокости убить меня?
— Не убить, а прекратить мучения. Впрочем, мне это никогда не удавалось, даже на поле боя, когда смертельно раненный товарищ умолял прикончить его из сострадания. Смешно даже думать, что я мог бы отнять у тебя жизнь, когда будущее, быть может, сулит нам немало радостей.
— Но ты был очень убедителен!
— Иначе этот маленький спектакль был бы ни к чему. А теперь поцелуй меня!
— Разве мы не должны сейчас расшатывать крепления иллюминатора?
— При свете дня? — театрально изумился Джерри. — Кто-нибудь непременно заметит, как мы совершаем побег. Лучше дождаться ночи. Поцелуй меня.
— При свете дня? Кто-нибудь непременно заметит, как мы…
— На двери теперь не одна, а две тугие задвижки. Чтобы отодвинуть обе, нужно время. По моим подсчетам, прошло сорок два дня с тех пор, как мы занимались любовью.
— Сорок три, — поправила Рэй, искоса взглянув на свои отметки.
Она взяла в ладони осунувшееся лицо Джерри, привлекла ближе и чуть приподнялась, чтобы коснуться губ. Они были обветренные и казались суше, чем прежде, но после долгой разлуки показались нежнее, чем когда-либо. Поцелуй был как первое опаляющее дуновение страсти, и Рэй ощутила дерзкое желание избавиться от одежды. Ей хотелось сполна насладиться моментом, оживить в памяти упоительное чувство соприкосновения обнаженных тел. Блуждать руками под рубашкой было неудобно. Выцветший лен, как мягкая ловушка, сковывал движения и, словно в насмешку, щекотал кончики пальцев. Да и самой Рэй хотелось сознавать, что вся она открыта для взгляда и прикосновений Джерри.
Горячее дыхание тронуло висок и ухо, дав старт волне сладкой дрожи, которая пробежала по телу девушки. Влажный кончик языка коснулся мочки, но прохлада была обманчивой, она тотчас сменилась опаляющим жаром на коже и в крови. Пальцы зарылись в волосы, приподняли одну прядь.
— Они стали темнее, — заметил Джерри.
Это прозвучало для Рэй как «они уже не такие красивые».
— Жаль…
— Тебе, как цветку, нужно солнце, — сказал он мягко.
— Я никогда не была довольна своей внешностью, — смущенно призналась она.
— Почему?
Джерри накрутил прядь ее волос на палец, потом позволил им развиться и поднес к щеке. Волосы стали жестче — он предположил, что от морской воды.
— Потому что завидовала сестре. Вот она по-настоящему красива.
— Лия? У нее, на мой взгляд, слишком бледная красота.
— А когда Салем привез в Маклеллан-Лэндинг Эшли, я позавидовала и того больше. Что скажешь о ее красоте?
— Слишком темная и мрачная.
— Лгунишка!
Джерри усмехнулся и помолчал.
— Когда я впервые увидел тебя, то счел не в меру бойкой, даже наглой девчонкой. Порой это всерьез раздражало, зато не давало угаснуть интересу. Знаешь, как говорят? К чему быть самой красивой, лучше быть самой желанной. В тебе мне нравится все. Глаза… — Он коснулся век, ненадолго скрывших глубину ее ясных зеленых глаз. — Нос… — Он тронул губами чуть вздернутый кончик, вызвав улыбку. — Подбородок у тебя не слишком острый, и это мне нравится. — Подбородок Рэй подозрительно задрожал, должно быть, она боролась со смехом. — Перейдем к шее. Чудо, а не шея! Ее я просто обожаю. Она такая нежная и гладкая, словно создана из лепестков белой лилии. А на вкус лучше миндального печенья твоей матери.
— Прекрасный образчик поэтического сравнения, — сухо заметила Рэй. — Если бы как-то за ужином ты не съел два десятка таких печеньиц, я бы ни за что не простила тебе этот комплимент.
Джерри с покаянным видом уткнулся ей в шею, и смех наконец вырвался на свободу. Рэй поспешно зажала рот ладонью.
— Щекотно!
Джерри ощутил нелепое желание замурлыкать, как котенок. Ее смех был сама невинность, само простодушие, он очищал и заставлял верить, что ничего плохого с ними уже никогда не случится.
— Смейся, я люблю звук твоего смеха. Он как пикантная приправа к нежности твоих губ.
В ответ на этот перл красноречия Рэй покачала головой.
— Вот только…
— Что, милый?
— Мне чертовски недостает твоих веснушек.
— Шутишь?
— И не думал. Когда мы уберемся с этой гнусной лоханки, то первым делом разыщем уединенный пруд с солнечным берегом. Ты дашь мне урок плавания, а потом мы будем загорать в чем мать родила, и я буду целовать каждую веснушку по мере их появления у тебя на носу.
— А ты не боишься, что я буду в веснушках вся, с головы до пят?
— Не смею надеяться! Но если это случится, я возблагодарю Бога.
— И ты не перестанешь любить меня?
— Если бы я мог!
Рэй взялась руками за края его расстегнутой рубашки.
— Не хочу, чтобы нас разделяла одежда.
Джерри был с этим вполне согласен. Рэй, зачарованная гибкостью и мощью его тела, наблюдала за тем, как он раздевается. Он сицел на краю кровати, и когда последний предмет одежды оказался на полу, она придвинулась и обняла его сзади. Прижавшись щекой к левой лопатке, Рэй с минуту прислушивалась к редкому, четкому ритму, в котором билось сердце Джерри. Руки ее скользнули по груди, по животу и ниже, в развилку ног. Ощутив, как он напряжен, Рэй лукаво улыбнулась и прошептала на ухо Джерри что-то очень безнравственное.