Как только шлюпки, привезшие припасы, были разгружены, «Дорт» снялся с якоря и направился к Фалкландским островам, которые были назначены местом встречи эскадры. Но, прибыв туда, командор не застал там своего адмирала, который еще не заходил сюда. Весь экипаж «Дорта» был совершенно здоров, и запасы свежего мяса и овощей еще не истощились, когда в открытом море показалось адмиральское судно, а за ним остальные суда эскадры.
Оказалось, что, как только «Дорт» отделился от эскадры, адмирал поспешил последовать совету командора, но так как не удалось прибегнуть к хитрости, то он высадил со всех четырех судов вооруженный десант и силою оружия добыл несколько голов скота, стоивших стольких же людей ранеными и убитыми. При этом людям удалось собрать довольно большое количество какого-то съедобного растения, которым тотчас же накормили всех больных и сделали хороший запас этого растения. Благодаря этому обстоятельству люди стали мало-помалу поправляться.
Как только адмирал бросил якорь, он потребовал к себе командора и обвинил его в нарушении дисциплины. Командор не отрицал этого, но оправдывался силою необходимости и предлагал подвергнуть это дело рассмотрению суда компании, как только они вернутся на родину. Но адмирал был облечен громадными полномочиями и в ответ на это объявил командору, что он арестован, и приказал тут же заключить его в цепи.
Затем был дан сигнал всем капитанам судов собраться на адмиральском судне, и тут же созван военный суд, который не мог не признать командора виновным. После того адмирал передал звание и полномочия командора Филиппу, к немалому негодованию остальных командиров судов, и распустил всех по своим судам. Филипп хотел сказать несколько слов бывшему командиру, но часовые не допустили, и ему пришлось вернуться на «Дорт», не повидавшись с арестованным.
Флотилия простояла на Фалкландских островах целых три недели; хотя здесь не было свежего мяса, но зато было такое громадное количество пингвинов, что эти птицы сплошной стеной сидели на скалах и берегу, и так велико было их число, что, сколько бы их ни убивали матросы, сколько бы яиц ни обирали, ни малейшей убыли не было заметно. Между тем командор все еще был в цепях, и окончательная участь его все еще не была решена. Все знали, что адмирал имел власть над жизнью и смертью всех людей, находящихся под его начальством, но никто не допускал мысли, что подобная кара может быть применена к столь высокому чину и за столь неважную, в сущности, вину. Когда Филипп при случае заговаривал об этом, его тотчас же заставляли замолчать из опасения ухудшить положение бывшего командора. Наконец флотилия вышла в море и направилась к Магелланову проливу, но результаты военного суда все еще оставались никому не известны.
Спустя две недели суда вошли в пролив. Вначале был попутный ветер, но затем им пришлось бороться и с ветром, и с течением, которое с каждым днем относило их назад. Экипажи судов изнурялись над работой и страдали от холода. После трех недель тщетных усилий адмирал вдруг скомандовал всем судам лечь в дрейф, потребовал к себе всех командиров судов и заявил, что арестованный должен быть подвергнуть избранному им наказанию, каковое должно было заключаться в том, что бывший командор будет высажен на берег с продовольствием на двое суток, затем предоставлен своей судьбе на бесплодном, безлюдном скалистом берегу, где он должен был вскоре умереть от голода.
Филипп тотчас же энергично запротестовал против такой кары, Кранц так же, несмотря на то что оба они отлично сознавали, что этим нажили себе в адмирале непримиримого врага; остальные же капитаны встали на сторону адмирала, боясь его гнева.
Но адмирал приказал Филиппу немедленно вернуться на свое судно, а командора привели в кают-компанию, где и прочли ему приговор.
– Пусть так! – сказал он, выслушав решение адмирала. – Я знаю, что стараться заставить вас изменить решение – бесполезный труд. Но знайте, что я несу наказание не за то, что нарушил ваше приказание, а за то, что посмел указать вам ваш долг по отношению к вашим экипажам, который вы впоследствии и вынуждены были исполнить, последовав моему совету. Пусть я погибну, и мои кости белеют на этом скалистом берегу, но помните, адмирал, что не одни мои кости будут лежать здесь, на этих черных скалах, а и кости многих других, и ваши также, адмирал, попомните мое слово! И будут они лежать подле моих!
Адмирал ничего не ответил, но подал знак, чтобы увели осужденного, затем обратился к капитанам трех меньших судов и приказал им отделиться от адмиральского судна и «Дорта», которые, как более тяжелые, только замедляли все время ход мелких и более быстроходных судов, и приказал им идти вперед в Ост-Индию, куда они одни могли прибыть гораздо раньше, чем вместе с большими судами. При этом им было предписано свезти на большие суда все излишние припасы, в которых уже вновь начинала чувствоваться некоторая недостача.
После ухода осужденного Филипп и Кранц покинули кают-компанию, и первый воспользовался этим временем, чтобы написать несколько строк, которые он поручил Кранцу передать командору. «Не покидайте берега, когда вас высадят, до тех пор, пока все суда эскадры не скроются из вида!» – гласила записка.
Когда экипаж «Дорта» узнал об участи своего бывшего командора, то пришел в сильное негодование: они сознавали, что этот человек пожертвовал собой, чтобы спасти их от ужасной смерти и страшно роптали на адмирала.
Час спустя приговор был приведен в исполнение; несчастному не дали с собой ни кремния, ни огнива, ни теплой одежды, несмотря на то что холод был сильный; и экипажу отвезшей его шлюпки не разрешили даже проститься с ним.
Флотилия провозилась здесь еще до сумерек, и только когда стемнело, нагрузка припасов и все остальные сборы были окончены. Филипп воспользовался этим временем и отправил на берег шлюпку с провиантом, в количестве, могущем хватить одному человеку на три месяца, с теплыми одеялами, двумя ружьями и изрядным количеством зарядов и еще некоторыми самыми необходимыми предметами. Бывший командор ждал на берегу; под покровом ночи надежные люди передали ему все, затем поспешили вернуться на свое судно.
Вскоре после того вся флотилия ушла от берега, а на другой день на рассвете три мелких судна, отделившись от эскадры, ушли вперед и спустя несколько часов настолько опередили тяжелые суда, что совершенно скрылись из вида.
Адмирал потребовал к себе Филиппа и отдал ему до того строгие и трудновыполнимые предписания, что было очевидно, что он старался найти повод лишить его занимаемого им положения.
Между прочим он приказал, чтобы «Дорт», имевший сравнительно значительно меньшее водоизмещение, чем адмиральское судно, шел впереди последнего в ночное время, вместо того чтобы следовать за ним, как это было до сих пор. Так как, идя проливом, легко было сесть на мель или наскочить на рифы, то вся ответственность за могущее произойти несчастие возлагалась на Филиппа. Ввиду этого он был вынужден в течение всей ночи не уходить с палубы, чтобы успеть во время предупредить адмирала, как только станет мало глубины.
Шли вторые сутки с тех пор, как продолжалось их плавание по проливу, и подходили уже к Огненной Земле. Филипп стоял, наблюдая за людьми, делавшими промер, как вдруг вахтенный офицер донес ему, что адмиральское судно у них под носом, вместо того чтобы идти, как было условлено, в их кильватере. Филипп не мог себе представить, когда это судно могло обойти их и какие могут быть у адмирала причины поступать таким образом. Выйдя на носовую часть своего судна, Филипп ясно увидел впереди адмиральское судно с его кормовыми огнями.