Она поставила свечу на столик и принесла из гардеробной тазик с водой и салфетку. Присев на краешек постели, она увидела, что глаза Норта открыты. Он улыбнулся, словно угадав ее мысли, потом взял ее руку, поднес к губам и поцеловал костяшки пальцев. Нежность этого жеста растрогала ее до слез, но она дала себе слово, что плакать не будет.
– Я думала, ты спишь.
Он положил ее руку себе на грудь, так и не выпустив из своей ладони.
– А ты бы предпочла, чтобы я спал?
– Только если ты этого хочешь.
– Он выгнул бровь.
– Как любезно. А что, если я хочу снова заняться с тобой любовью?
Она молчала, и Норт подумал, что ей не понравилась эта формулировка. Но взгляд Элизабет переместился на спрятанное в тени соединение его бедер, где покоилось его расслабленное естество, и на лице ее отразилось такое сомнение, что он рассмеялся.
– Я понимаю твое недоверие, – ухмыльнулся он. – Может, чуть позже.
Его беззаботная улыбка, полная искреннего веселья, заворожила ее.
– Как пожелаешь, – вымолвила она, едва ли сознавая, что говорит.
– О чем ты думаешь?
– Элизабет покачала головой:
– Так, ни о чем. Просто…
– Знаешь, Элизабет, порой мне кажется, что твое «ни о чем» куда интереснее, чем глубочайшие умозаключения большинства людей. – Он слегка сжал ее руку. – Скажи мне.
Она помедлила в нерешительности.
– Это ужасно глупо. Я думала о том, что в твоей улыбке нет ни капли горечи. – Она на секунду отвернулась, а когда снова взглянула на Норта, увидела, что его улыбка исчезла. Что ж, возможно, именно этого она и добивалась. По крайней мере ей удалось избавиться от его чар. – Ну и о том, насколько легкой была твоя жизнь.
Он не отрывал пристального взгляда от ее лица.
– Полагаю, легче, чем твоя.
Элизабет не ожидала, что ответ ударит рикошетом по ней самой. Она попробовала вытащить свою руку из его хватки, но Нортхэм не позволил и крепче стиснул ее пальцы.
– Не хочешь послушать? – мягко спросил он.
Элизабет сама не знала, чего она хочет. Она избрала трусливый путь и промолчала, предоставив решать ему самому.
– Свои детские годы я провел – как это принято говорить? – ах да, в лоне любящей семьи.
Уголок ее рта приподнялся в улыбке.
– В лице отца, пятого графа Нортхэма, матери, старшего брата Гордона, названного в честь отца, старшей сестры Летиции и двух младших сестер, Памелы и Регины. Как я понял, ты единственный ребенок?
Элизабет кивнула, но вдруг вспомнила, что теперь обстоятельства изменились.
– Сначала так и было. Но теперь у меня есть сводный брат Адам. Виконт Селден.
– Ах да, я совсем забыл. – Помолчав, он продолжил: – Как и все дети, мы часто ссорились, выясняя, кому водить в прятках, кто разрежет торт, кто будет предводителем пиратов. Гордон был достаточно великодушен, чтобы держаться на равных, не злоупотребляя правами старшего брата. Сложнее было с Летицией – как это часто бывает с девочками, – и мы с Гордоном всегда радовались, когда она играла с младшими сестрами. Памела и Регги ничуть не возражали, когда она командовала ими. – Он снова помолчал. – Мой отец увлекался политикой, как и твой.
Элизабет кивнула, хотя и не думала, что между ее отцом и Гордоном Хэмптоном имелось какое-либо сходство, даже в политических устремлениях.
Норт улыбнулся и начал рассказывать о своих родителях:
– При всей своей строгости, они не скупились на похвалу, и мы всегда знали, когда они довольны кем-нибудь из нас. Определенно я провел больше времени с моими родителями, чем, скажем, Саут со своими. Или Ист. Ну а Марчмен, так тот вообще не знал своего отца.
Элизабет помолчала, задумавшись о своей семье.
– Как бы ни прошло наше детство, нам кажется, что оно самое обычное. И что такое детство у всех. – Она еле слышно вздохнула и добавила: – Но как я понимаю, в Хэмбрике ты понял, что это не так.
Когда Гордону исполнилось семь лет, его отослали в школу. В Итон, где учился мой отец. Я ужасно скучал по брату и в той же мере завидовал ему. К тому времени, когда подошла моя очередь постигать науки, к нам переехал жить мой дед со стороны матери, окончивший в свое время Хэмбрик. Он был решительно настроен направить меня в свою альма-матер, хотя отец настаивал на Итоне. Дед победил, как всегда и бывало, когда он пускал в ход свои аргументы.
– Ты был разочарован?
– Не слишком Я был достаточно взрослым, чтобы понимать, что, пребывая в Итоне одновременно с братом, окажусь в его тени. Нас будут постоянно сравнивать, чего никогда не случалось дома, поскольку родители с самого начала поощряли наше развитие в разных направлениях. Думаю, отец это прекрасно понимал, и если возражал против Хэмбрика, то в основном потому, что предложение исходило от моего деда. Они расходились во мнениях по всем вопросам, начиная с женитьбы отца на моей матери.
Элизабет слушала его с улыбкой.
– Но, как я понимаю, в конце концов твой дед согласился, и твои родители поженились.
– Они сбежали, – сообщил Норт драматическим шепотом, напустив на себя таинственный вид, с каким в их семье обсуждалось это событие. – В Гретна-Грин.
– Неужели?
Он торжественно кивнул:
– Был ужасный скандал.
Элизабет рассмеялась. Нортхэм выпустил ее руку и, обмотав вокруг талии простыню, сел на постели. Затем похлопал по матрасу рядом с собой и, когда Элизабет подвинулась ближе, притянул ее к себе.
– Так на чем я остановился?
– На скандале.
– Нет, это другая история. Я начал говорить о Хэмбрике.
– Лорд Саутертон рассказал мне о Компас-клубе. Будто вы были заклятыми врагами Рыцарей или что-то в этом роде.
– Точно.
– Он также сказал, что это был закрытый клуб.
– Он так сказал?
Элизабет попыталась вспомнить точные слова Саута.
– Ну, он говорил мне, что вы никого туда не принимали.
– Он забыл упомянуть, что туда никто и не просился. Нет, Элизабет, мы не были закрытыми. Мы были отверженными.
Элизабет нахмурилась, не в состоянии представить себе подобную вещь. Она вспомнила, как беззаботно они веселились на пикнике. Кто бы отказался к ним присоединиться? Уж точно не она. Даже ничего не зная о них, Элизабет завидовала их дружбе и веселью.
– Как это?
– Проще всего было бы свалить все на Уэста, – ответил Норт. – Но это только часть правды.
– А что такое с мистером Марчменом?