Великолепные руины - читать онлайн книгу. Автор: Меган Ченс cтр.№ 66

Днем я разведала места дислокации солдат. Когда на город опустились сумерки с их дымчато-зеленоватым светом, продолжила свой путь. Прятаться за развалинами было легко, отсутствие уличного освещения только играло мне на руку. Ночью мне удалось пройти еще дальше; избегая солдат и полисменов, я старалась идти уверенным шагом, хотя чувствовала себя совсем неуверенно – ведь я сознавала, сколько злоумышленников могло скрываться в тенях, и как женщина была уязвима. А еще в темноте меня легче было принять за мужчину. Я держала руку на скрученной железке, но большинство людей лишь скользили по мне взглядом безо всякого интереса; в мерцании костров в урнах и самодельных уличных печек для готовки пищи их лица казались призрачными, и я почти воспринимала их таковыми.

Я привыкла к удушливому, дымному, тошнотворному запаху города – запаху, который раньше ему присущ не был. Привыкла к телам, выложенным на опознание во временных моргах, устроенных в пустых помещениях. В некоторых местах звуки лопат, копавших могилы, слышались постоянно, и их невозможно было отличить от звуков орудий, которыми спасатели и их добровольные помощники раскапывали завалы, зачастую с человеческими останками.

Завернув за угол, я увидела застывшую в ожидании лошадь, а рядом – мужчину, стоявшего на коленях возле тела женщины, лежавшего на улице. «Еще один мусорщик!» Слишком обычными теперь стали подобные сцены, чтобы выражать негодование. Но лошадь… Н ней можно было гораздо быстрее добраться до лагеря в Хантерс-Пойнте и, при удаче, до Шин. «Лошадь!»

Прежняя Мэй никогда бы не сподвиглась на такое. Но я уже не была прежней Мэй, и меня больше не заботило ничего. Кроме того, в чем я испытывала потребность. В тот момент у меня была потребность в лошади. Женщина на земле лежала мертвая, ей ничем нельзя было помочь. Может быть, несчастную прикончил этот мужчина, что сноровисто обыскивал ее карманы, снимал кольца с пальцев и стягивал с запястий браслеты. Когда он потянулся к броши на ее шляпе, я вытащила из кармана железный прут: «Только бы он не заметил, что именно у меня в руке!» Прокашлявшись, я понизила голос и как можно тверже произнесла:

– Мародерство противозаконно. Может, вы ее еще и убили?

Мужчина, вздрогнув, резко развернулся ко мне лицом:

– Ты кто?

От волнения во рту у меня пересохло, зато голос прозвучал грубее:

– Отойдите от нее. И убирайтесь прочь. Лошадь я забираю, но звать патрульных не буду. – Мужчина вскочил на ноги. – Они пристрелят вас без вопросов. И тогда вам эти кольца будут не нужны, – я помахала перед мародером железкой в надежде, что он не уличит меня в блефе. Потому что звать солдат или полицию я не стала бы даже для того, чтобы спасти свою жизнь. Меня не должны были найти. – Я скажу им, что это вы ее убили. Убирайтесь, пока не поздно!

И мародер убежал. Кольца и браслеты явно стоили дороже его лошади. Я подошла к женщине. Она действительно была мертва. Но на нее мог наткнуться кто-нибудь еще, а мне совсем не хотелось иметь дело с представителями власти.

Лошадь была истощенной от голода и слишком слабой, чтобы брыкаться или пытаться меня сбросить. И слава Богу! Потому что мой опыт общения с этими животными ограничивался соседской ломовой кобылой, с которой я играла в детстве. Экспроприированная лошадь оказалась еще и послушной. Ей хватило легкого толчка, чтобы она потащилась вниз по улице. Лошадь брела медленно, но обещала довезти меня до китайского лагеря до утра, и мои больные ступни были очень признательны за передышку. Но не проехала я на ее спине и четверти часа, как кто-то выкрикнул:

– Стой!

Проблема с верховой ездой заключалась в том, что наездник не мог схорониться в тени или зарыться в землю как крыса.

Из дверного проема вышел ополченец:

– Эй, вы! Где вы взяли лошадь?

– Это моя кобыла, – ответила я.

– Она нужна нам для расчистки территории, – заявил мне ополченец. – Я реквизирую ее у вас от имени армии Соединенных Штатов.

От отчаяния я вмиг поглупела. Я открыла рот, чтобы возразить, но не нашлась что сказать. Я подумала пришпорить кобылу, чтобы она побежала. Но уверенности в то, что она побежит, у меня не было. А солдат поднял ружье и положил палец на спусковой крючок – словно допускал, что я могла сбежать. Поэтому я все-таки спешилась и отдала ему поводья.

– Подождите минутку. – Отступив назад, солдат что-то схватил и бросил мне. Я неуклюже поймала какой-то предмет. Им оказалась жестяная банка, но в темноте я не могла разглядеть ее содержимое.

– А теперь возвращайтесь туда, откуда явились, – приказал солдат. – А то я арестую вас за отсутствие пропуска.

Сунув банку в карман, я пошла. Отыскав кучу кирпичей, к которой можно было прислониться, я решила прикорнуть. Мой план добраться до лагеря оказался неосуществим – ни этой ночью, ни в ближайшем будущем. Это было слишком трудно. «Придется с этим подождать», – подумала я. От разочарования мне захотелось плакать. Но что толку было лить крокодиловы слезы?

А, проснувшись, я обнаружила, что солдат дал мне банку табака, который теперь ценился на вес золота.

Я обменяла немного табака у какого-то итальянца на две банки персиков, буханку хлеба, бутылку вина и колбасу. Вино я отдала врачу, который снял швы и перебинтовал мои ступни. Персики сменяла у одной женщины на кофе и одеяло. Половину буханки и колбасы я съела, а за вторую половину выручила пару банок томатов, которые тоже обменяла. Простая правда жизни: кому-то всегда хочется то, что есть у тебя. И так я выживала, пока в городе не сняли ограничения, – пять долгих дней.

Ограничения все-таки сняли, потому что Сан-Франциско наводнили люди. Не те, кто здесь жил или имел свое дело. А туристы из непострадавших районов города, Окленда и других краев. Разруха влекла их, как разлагающийся труп мух. Они сновали повсюду; нанимали гидов, чтобы те прожужжали им уши подробностями – чем страшнее, тем лучше. Они покупали на память осколки и головешки. В таком цирке слухи множились как грибы после дождя, и иногда их порождал один случайный вопрос или предположение. Так что услышав о том, что в Ноб-Хилле организовали лагерь для пострадавших, я засомневалась – правда ли это? Я продолжала пребывать в неведении о судьбе родственников. Но если они уцелели, а в Ноб-Хилле открыли лагерь, они должны были находиться именно там. Дом Салливанов был «витриной» их благополучия. Они никогда бы его не бросили. Даже в руинах.

И чтобы узнать правду, я отправилась на поиски газеты. Они до сих пор раздавались бесплатно. Увидев – впервые после катастрофы – свежий экземпляр «Вестника», я возликовала. Я не знала, была ли в этом номере колонка светской жизни, но очень надеялась, что увижу ее. Пробежав глазами рекламу не пострадавших от пожаров магазинов на Филлморе и объявления тех, кто временно переехал в новые помещения, я увидела заветную колонку. И вместе с радостью испытала страх: «А вдруг ее автором окажется не Лароса?»

Богатые такие же, как мы!