– Тетя несла полный вздор. Ты была права, Голди. Мне следовало послушаться тебя и дядю Джонни. Мне нужно было ей отказать.
Голди задумчиво кивнула:
– А что ты ей такого сказала, что она расплакалась?
– Мне так жаль!
– Не бери в голову. Так почему она заплакала?
– Я не знаю… – Я попыталась вспомнить, что могло вызвать этот ужас в тетиных глазах и заставить ее руку так крепко сжать мою, а ее пальцы – впиться мне в кожу. – Я спросила ее про письмо. Я… я думала, что оно хранится у нее. Вот почему я…
– Какое письмо? – На лице Голди отразилось замешательство. Она явно не заметила выдвинутый ящик бюро, или Шин ничего не рассказала ей о моем поползновении произвести обыск.
– То, которое, как ты мне сказала, прислала моя матушка. То самое, из которого вы узнали, где меня найти. Я надеялась, что отыщу в нем ответы не некоторые вопросы…
– О твоем отце? – спросила Голди.
– Обо всем, – поправила я кузину с коротким смешком.
– Не думаю, что письмо помогло бы тебе, Мэй. В нем было только «Я больна и беспокоюсь за свою дочь, вы могли бы ей помочь?» И ничего больше, насколько я знаю. Я не читала это письмо. Мама пересказала нам его содержание.
– И тетя Флоренс сказала, что моя матушка была больна? – Голди кивнула. – Даже этого она мне не говорила, – вздохнула я. – В любом случае, я очень сожалею. Дядя Джонни обещал спросить у тети об этом письме, и я должна была просто подождать. Но иногда я бываю крайне нетерпеливой.
– Мама сейчас отдыхает. Настойка и впрямь – просто чудо!
– Я рада.
И мы обе замолчали. Тишина показалась мне неловкой – за все время нашего общения она случилась впервые. И я поспешила спросить:
– Как мороженое?
– Мороженое? – отрешенно переспросила Голди, а затем прыснула со смеху, как будто она пошутила, а я все приняла за чистую монету. – О, да! Конечно, оно было вкусным. Плохо, что ты спала.
– Ты могла бы меня разбудить. Я бы не выразила недовольство.
– Ну… ты действительно вчера напилась.
При этих словах я вспомнила о сплетнях в «Вестнике».
– Ты читала сегодня светскую хронику?
– Зачем? – мотнула головой Голди.
– Там есть строки, посвященные нашему отдыху в «Клифф-Хаусе».
– Правда? – взвизгнула Голди. – Где этот «Вестник»?
– Сказать по правде, мы там выставлены в не слишком привлекательном свете. Там говорится, что мы выпили много шампанского и нашу «тепленькую компанию» отвез домой мистер Херфорд.
– И это действительно так.
– А еще там говорится, что я, как всегда, у всех на устах.
– Да? – приподняла бровь кузина. – Ну-ну…
– И что нам теперь делать?
– «Делать»? Что ты под этим «делать» подразумеваешь?
– Мистер Бандерснитч назвал нас «подозрительно веселыми». По-моему, мы не должны позволять ему распускать о нас слухи в таком уничижительном тоне.
Голди рассмеялась:
– Ох, моя милая Мэй, скажи мне, что ты шутишь. О нас упомянули в светской хронике «Вестника»! Ты просто не представляешь себе, сколько людей готовы пойти ради этого буквально на все. Да это триумф! Пожалуйста, не уподобляйся Мэйбл!
Судя по виду, Голди была по-настоящему счастлива из-за того, что ее имя промелькнуло в газете. И я снова – в который раз – попыталась внушить себе, что слишком отстала от жизни. Матушка всегда придерживалась мнения, что о настоящих леди не должны судачить в газетах, но она была из другого времени и места. И я позволила радости кузины развеять свои опасения.
– Если ты, конечно, волнуешься из-за этого, то просто говори всем, что тебя там не было, – сказала Голди. – Ты этого хочешь?
В ответ она явно ожидала услышать «Нет».
«Помни, кто ты…»
– Нет, конечно. Я вообще думаю, что нам это событие надо отпраздновать. А ты как полагаешь?
Кузина прикрыла рукою глаза.
– Возможно, позже. У меня жутко болит голова, – сообщила она и двинулась к двери.
– Голди, я так сожалею из-за твоей мамы. Не только потому, что я ее расстроила, но вообще… из-за того, что она… такая. Мне действительно очень жаль, – сказала я кузине вслед.
– Ладно, – глубоко вздохнула она. – Не переживай из-за этого слишком сильно. Мама сейчас в стране грез, где ей нравится быть больше всего. Ее там ничего не волнует.
Глава восьмая
На следующее утро мы с кузиной прогуливались по дорожкам, обрамлявшим постриженные лужайки Юнион-сквер, неподалеку от отеля «Сейнт-Фрэнсис». Внезапно Голди схватила меня за руку, затащила за пьедестал статуи Крылатой Победы и молча кивнула на еще одну прохаживающуюся пару – моего дядю и его любовницу, Альму Деннехи.
Они шли под руку, а ее голова в шляпе почти лежала на его плече. Вокруг витало облако табачного дыма – от сигар дяди и миссис Деннехи. Они гуляли у всех на виду! «Почему же их не обсуждают во всех разговорах? – промелькнуло у меня в голове. – Ведь это же явный скандал!»
– А почему он о них никогда не пишет?
– Кто?
– Мистер Бандерснитч.
– Скоро напишет. – Голос Голди снова пропитало смирение.
– Как давно это продолжается?
– Ее последний муж представил папу Эйбу Руфу. Это было три или четыре года тому назад. А это, – пожала кузина плечами, – кто ж знает? Может, несколько месяцев… Мне известно только, что на публике они стали появляться вместе недавно, и, похоже, отца совершенно не волнует, что думают люди.
– Он бы наверняка заволновался, если бы о них написали в «Вестнике».
– Папа ненавидит «Вестник». А она имеет влияние на мистера Руфа. Да и папа щедро осыпает ее деньгами. Ты не видишь на ней нового украшения?
– Откуда я могу знать, новые у нее украшения или нет? – Голди вздохнула. – Ты уверена, что тетя Флоренс ничего не знает? – спросила я. – Не это ли… Не могло ли это стать причиной ее головных болей?
Голди посмотрела на меня так пристально-изучающе, словно я сказала что-то удивительное.
– Ее головных болей?
– Возможно, она узнала о твоем папе и его пассии, и нервное напряжение… ну, ты понимаешь.
– А-а, – задумалась Голди. – Да, пожалуй. Какая ты умная, Мэй, что подумала об этом. Возможно, этим все объясняется.
Лицо Голди приняло удовлетворенное выражение, а я порадовалась, что разгадала хотя бы одну тайну. Хотя мне было непонятно, почему кузина не догадалась об этом сама – ведь такой вывод напрашивался. И похоже, мое предположение не причинило ей такую же боль, как мне. Хотя опять-таки – я была слишком растревожена и расстроена после визита к тете накануне, и в таком состоянии легче было найти кого-то другого, чтобы переложить на него свою вину.