Фальшивая невеста мажора - читать онлайн книгу. Автор: Мария Высоцкая cтр.№ 46

– Куда пошла?

Чужой голос, который еще неделю назад казался самым родным, полоснул по сердцу. Тошно осознавать, что ты добровольно когда-то связалась с человеком, который тебя недостоин и вот так просто может предать. Продать, оговорить, оскорбить…

– Не твое дело, – демонстративно отворачиваюсь, стараясь не смотреть на него.

Одинцову мой выпад не нравится, он дергает пакет с глупым смешком и таким же выражением лица, будто мы в начальной школе. По крайней мере, замашки именно оттуда.

Но от неожиданности я, к сожалению, разжимаю пальцы, растерянно наблюдая, как ярко-оранжевые фрукты катятся по полу.

– Апельсинчики? – Макс подбирает один и, сжав в ладони, несколько раз подбрасывает цитрус в воздух. – Неужели к Валиеву намылилась? Синегуз сказал, он там зачах.

– Не твое дело, – пытаюсь оттолкнуть его и освободить для себя пространство. В идеале бы, конечно, просто стать невидимкой.

– Очень даже мое. У нас с ним есть кое-что общее. Мы оба тебя периодически пользуем.

Макс подцепляет локон моих волос и тянет на себя. Это не больно, просто противно. Мерзко, что он меня трогает.

– Закрой рот и убери от меня руки.

– Правда думаешь, что ему твои апельсины нужны? – Он снова подбрасывает фрукт, ехидно улыбаясь. – Вообще не уперлись. Ноги, главное, пошире раздвинь. Поверь, это все, что от тебя требуется. Хотя, сказать честно, даже в этом ты полное бревно.

Он улыбается, а я прилагаю немыслимые усилия, чтобы продолжать держать лицо. Уголки моих губ подрагивают, но очень быстро вздымаются вверх. Улыбка дается мне нелегко, но я уверена, что Макс об этом даже не догадывается.

Отвечать уродам в попытке их задеть – бесполезное занятие. Лучше просто включить игнор. Что я и делаю.

– Придется помыть, – потираю ладошки друг о друга и опускаюсь на корточки.

Делая вид, что Одинцова вообще не существует, складываю фрукты в пакет. Выпрямившись, мельком замечаю его озлобленное лицо и, никак не прокомментировав эту перекошенную гримасу, показывающую, что он явно ждала от меня бурной реакции со скандалом, заворачиваю на кухню и открываю кран с холодной водой.

Пока полощу апельсины под струей ледяной воды, чувствую, как спадает краснота щек и я медленно успокаиваюсь.

Вторая попытка добраться до такси увенчивается успехом. Только вот подкативший к горлу ком никак не дает отпустить произошедшую ситуацию. Почему-то именно сейчас в голову приходят мысли, как нужно было среагировать, что сказать. Например, дать ему понять, что я в курсе, как он меня продал и взял эти деньги…

Но за открывшейся бравадой тянется длинная цепочка страхов. Я снова и снова прокручиваю слова Одинцова. То, что он сказал про Марка… Какова вероятность, что это может быть правдой?

Все слишком запутанно.

Подавленность возвращается, а решение приехать к Валиеву теперь кажется самым глупым. Но дело сделано, я уже стою у парадной, смотрю в камеру домофона и не могу поверить, что вообще на такое решилась. Глупо и необдуманно.

Ноги сами ведут меня к лифту. Голова отключается. На первый план выходят рефлексы. Тут остановиться, нажать кнопку, переступить порожек, посмотреть на Марка, который удивлен не меньше, чем я сама…

В квартире тихо. А взгляд Марка вгоняет в краску. Слишком у него выверенные движения. Слишком правильные интонации. Все это похоже на спектакль. Почему-то все это я начинаю подмечать именно сейчас. Складывается впечатление, что он полностью пропитан ложью.

Может быть, он действительно имеет на меня виды лишь в определенной плоскости? Иначе зачем это все? Валиев непохож на человека, которому нужны отношения, тем более серьезные. Так, девочка на пару-тройку недель, чтобы скоротать ночи, пока не надоест и ей на смену не придет другая.

Хочу ли я быть такой девочкой? Определенно нет.

Он может быть сколько угодно милым и красноречивым, но в один прекрасный момент это закончится. Сейчас я знаю одно – любые отношения с Марком не пройдут для меня бесследно. Я это чувствую. Понимаю, что меня к нему тянет. Как бы я ни твердила себе обратное, механизм уже запущен и столкновение почти неизбежно.

Нужно уходить. Нет, нужно бежать!

Я принимаю это решение, сталкиваясь с Марком глазами. Он смотрит выжидающе, от его взгляда веет теплом, и это подкупает. Не меня, а мой внутренний мир, который до сих пор верит в розовых единорогов и в ту самую – истинную, настоящую любовь.

Мы перебрасываемся парой фраз, и, вопреки всем своим протестам, я безвольно снимаю пуховик. Что-то в его голосе меня снова подкупает. Я начинаю склоняться к тому, что он может быть искренним.

Когда мы оказываемся на кухне, повисшая в воздухе неловкость троекратно увеличивается в размерах. Марк что-то спрашивает, я отвечаю не задумываясь, цепляясь за принесенный пакет, как за спасательный круг. Пока я вытаскиваю баночки, чувствую себя на чужой территории в безопасности.

Только вот вихрь, с которым Марк оказывается рядом и впивается в мои губы, сносит все рамки и устои к чертям.

Несколько минут сумасшествия, за которым следует взрыв.

Мои ступни отрываются от пола. Марк усаживает меня на столешницу, продолжая напирать, теперь даже сильнее. Более глубокий поцелуй, более спутанные мысли и застрявшее в груди щемящее чувство, которое приводит меня в себя. Возвращает в реальность, не давая до конца раствориться в ласках его рук.

Огромный, мигающий красным восклицательный знак со словом «опасность».

Все, что сейчас происходит, похоже именно на то, что ляпнул Одинцов.

Валиеву не нужна моя глупая забота. Ему нужно мое тело.

– Я пришла не спать с тобой, – впиваюсь ногтями в его плечи, пытаясь прекратить все это сейчас же. – Принесла суп и… хотела позаботиться. Позаботиться, а не прыгать в постель…

На последних словах в горле встает ком. Мои руки ослабевают и безвольными плетьми падают вниз. Накатывает отчаяние. Приходится сделать усилие, чтобы собрать пальцы в кулаки.

Картинка размывается. Я чувствую выступившие слезы и ненавижу себя за это.

Это же такой позор – разрыдаться перед каким-то парнем.

Нужно собраться. Но вместо этого я вздрагиваю. Марк касается моего лица, приподымает подбородок, заглядывая в глаза, полные слез. Читающееся в его взгляде сожаление делает еще хуже. Я больше не могу держать себя в рамках и начинаю открыто плакать, чувствуя, как по щекам катятся соленые слезы.

Проявление чужой нежности и заботы всегда было триггером. Холодная семья взрастила во мне страх к таким простым вещам, как проявление чувств.

Я стекаю со столешницы, пользуясь его замешательством, и практически усаживаюсь на пол. Марк опускается передо мной на корточки следом, видимо, все еще стараясь уловить нить происходящего.