Непонятно. И даже если ей это просто кажется — пусть кажется. Пусть.
Она бы так могла стоять в кольце его рук и целоваться долго. Бесконечно долго. Но Артур поцелуй прервал. Успел услышать ее стон разочарования, а потом крепко взял за руку.
— Пойдем. Ко мне пойдем.
Они не размыкали рук, пока поднимались по лестнице. Света не понимала, кто кого ведет. Самое главное, что никто из соседей им не попался.
Едва за ними закрылась дверь квартиры Артура, как Светлану подхватили на руки. И вот тут охнула.
— Артур, отпусти!
— Нет.
Это было такое спокойное и категоричное «нет», что ему трудно было что-то противопоставить. Но Светлана попыталась. Пока ее несли.
— Я тяжелая.
— Неправда.
С этими словами ее опустили на кровать. И желание спорить тут же куда-то исчезло. Исчезло вообще все.
Кроме Артура.
Его губ — горячих, жадных, торопливых и при этом упоительно нежных. Касаний пальцев — таких невесомых и при этом таких требовательных — что хотелось плакать. Когда эти пальцы касались лица, плеч, рук. А когда руки Артур легли на ее грудь — плакать расхотелось резко. И думать тоже расхотелось резко. А только прогнуться под его руки. И позволить ему все.
И точка.
* * *
Артур, конечно, фантазировал про Светлану. И представлял. Что ему еще оставалось? Но когда фантазии вдруг оказались в его руках… Кто упрекнет его в том, что он потерял самообладание?! Да пусть кто угодно в чем угодно упрекает, ему по хрен. Потому что Света оказалась именно такой, какой он себе представлял. Нет, гораздо, гораздо… Нет, слов не находилось.
Он уже знал, какие ее волосы наощупь. Но зарыться в них пальцами, притягивая ее за затылок к себе — это же совсем другое. Гладкие пряди скользили между пальцами, обвивая, привязывая. А он хотел этого — чтобы привязала к себе, чтобы не отпускала, не отодвигалась.
Он знал, какие наощупь ее руки — те легкие касания, когда Светлана его стригла, хранились в его личной кладовой самых чувственных впечатлений. А теперь эти руки лежали на его шее, гладили, притягивали к себе. И это давление нежных женских рук на шее — ему невозможно сопротивляться. Да Артур и не хотел этого. Он желал прямо противоположного.
Опустить ее на кровать, не размыкая рук, опуститься рядом — и снова поцеловать. Он уже знал, какая кожа на ее лице — нежная, бархатистая. Как одуряюще пахнет у нежного виска. А теперь, самое восхитительное — поцелуй в губы.
Горячие, приоткрытые, жадные. Ей нужен этот поцелуй так же, как ему. И это уносит окончательно. И он падает — во власть жаркого, жадного, влажного поцелуя. И вслед за ним наконец прижимается всем телом — и теряет голову совсем.
Он даже представить не мог, какая она на самом деле. Сейчас Артур это ощущает, но… Но чертовски мешает одежда. Он знает, чувствует, что там, под слоем одежды — что-то совершенно удивительное. Такое, о чем он и мечтать не смел.
Хочется всего и сразу. Целовать сладкий нежный рот. Стаскивать с нее одежду, чтобы ощутить ее кожу. Везде. Не только на лице и руках. Хочется трогать. Там, где самое сладкое, женское, самое-самое пышное и упругое. Нет, трогать не хочется. Хочется вульгарно лапать, тискать, сжимать.
Не прерывая поцелуя, Артур потащил ее футболку вверх. Света что-то смутно выдохнула — похожее тоном на сомнение или возражение. Он заглушил его поцелуем и хриплым «пожалуйста».
Пожалуйста. Мы не можем остановиться сейчас. Иначе я умру.
Замок лифчика безошибочно найден и расстегнут. Белье отброшено в сторону. И, наконец-то…
Нет, это совершенство нельзя лапать. Артур замер, под властью всего двух ощущений. Как бухает в горле кровь. И как покалывает в коже ладоней и кончиках пальцев. Потому что там, под ладонями и пальцами — идеальная женская грудь. Пышная, упругая, с нежной кожей — то, чем просто необходимо наполнить мужские ладони. Артур наполнил. И рот свой наполнил сладким соском. Одним, потом вторым. По очереди. Ему кажется, что он это может делать бесконечно долго. Подхватить снизу налитые пышные груди — и упиваться вкусом ее соска в своем рту. И ее шумным дыханием и стонами заодно. Этим можно наслаждаться бесконечно. Втянуть, слегка поднять голову, потянуть, позволить выскользнуть — и снова, наклонив голову, захватить ртом.
Бесконечно сладко. На вкус. На запах. На слух.
Но в какой-то момент этого становится мало. Там, дальше, ниже — там должно быть еще слаще.
Но он не торопился. Исцеловал плечи, руки до самых пальцев — у нее такие изящные нежные пальцы. И они так трогательно дрожат. Артур целовал ее пальцы и прижимался своей грудью к ее. Ели бы он знал, какая она на ощупь — он бы чокнулся еще пару недель назад.
Мягкий нежный женский животик, пояс джинсов на нем кажутся грубыми — немедленно снять, пусть и через небольшое легкое сопротивление в виде сжавшихся бедер.
Ну что ты, маленькая, все будет хорошо, я обещаю.
Не иначе как магия какая-то — но ее белье сползло вместе с джинсами.
Получается, Света сейчас совсем без всего, обнаженная.
Артур сильнее зажмурился. Все бы отдал, чтобы увидеть ее такой.
Придется смотреть руками.
Его ладони легли на гладкие горячие женские бедра. А на его руки легли ее ладони — маленькие, нежные.
— Разденься и ты. Пожалуйста.
Два раза повторять не пришлось. Первым резким движением Артур сдернул и отшвырнул в сторону футболку. Вторым, не слишком элегантным, стащил джинсы вместе с трусами. И замер, упираясь разведенными в стороны коленями в постель и руками в бедра.
Смотри. Вот такой я. Ты можешь — смотри. Мне скрывать нечего. Я не могу и не хочу ничего скрывать от тебя, Свет мой Светлана.
— Какой ты красивый, — раздался тихий шепот. Артур успел только дернуться — и вот его уже обнимают мягкие, но сильные женские руки. С шумным вздохом он прижал Свету к себе. Всю. Кожа к коже. Без единого мешающего клочка одежды.
Одни сплошные охренительные изгибы. Пышная грудь, которая прижимается к его — и Артур помнит, какие на вкус ее соски, и как она сладко стонет, когда он ласкает их. И мы это обязательно повторим, а сейчас… Ладони скользнули вниз по женской спине до поясницы и…
Вот тут пошлое желание лапать, стискивать и сжимать — снова вернулось. С утроенной силой. Ну потому что для этого же они и созданы — две тугие гладкие полусферы. Да пальцы просто судорогой сведет — если это все не сжать. И ни одно слово, которым называют эту часть женского тела — ни литературное, ни похабное — не может описать и дать названия этому. Или просто у Светы это место — оно такое особое. Одуряющее. Лапательное. И бошкусносительное.
Все было в ней одуряющим. И у Артура верно и стремительно отказывали тормоза. Да и не нужны они сейчас! Когда двое так нуждаются друг в друге. Да, двое. Оба. И Светлана тоже. И от этого уносило больше всего.