Что бы это был за Лорн без дождя.
– Готово, – выдохнула Этель.
Рен потянулась к волосам, но Клара шлепнула ее по руке.
– Не порти работу Этель, – отчитала ее кузина. – Дай нам минутку, мы поможем тебе одеться, и посмотришь на уже готовый образ.
– Ну ладно, – протянула Рен, когда Клара помогла ей встать.
Рен застонала, потерла ягодицы и окинула хмурым взглядом старый деревянный табурет. Она слишком долго просидела на неудобном предмете мебели. Затем посмотрела на кровать и застонала, а Клара подняла причудливый корсет и пошевелила бровями.
– Только не это орудие пыток, – пожаловалась Рен, однако сбросила халат и покорно подняла руки.
Клара натянула корсет через верх, и прохладный шелк окутал грудь и талию Рен словно вторая кожа.
– Считайте его оберточной бумагой. Уж Роуэн будет думать именно так, – пошутила Клара.
Этель ахнула и уперла руки в бедра:
– Прекрати!
– Да ладно, – съязвила Клара. – Ты не настолько невинна, чтобы не знать, как делаются дети.
Рен ухмыльнулась застенчивой кузине, Этель пробубнила что-то себе под нос и схватила с кровати чулки и подвязку. Подошла к невесте и опустилась на колени, чтобы помочь их натянуть, а Клара тем временем занялась шнуровкой корсета.
– Даже если я о чем-то знаю, это не повод подобное обсуждать.
– Это естественный процесс, – пробормотала Рен.
– Согласна, – неохотно сказала Этель. – Просто не хочу слушать о вас с Роуэном. – Кузина шутливо передернула плечами.
– А вот я хочу знать о Роуэне абсолютно все, – нахально заявила Клара и затянула корсет потуже.
Рен попыталась хлопнуть ее по плечу, но Клара, пританцовывая, увернулась и вытащила из сундука у изножья кровати прозрачную сорочку длиной до пола. Осторожно надела ее на Рен, стараясь не задеть прическу, Этель же к этому моменту как раз закончила завязывать подвязку и встала. Служанки взяли свадебное платье и растянули его над полом.
– Придется ступить в прорезь, – объяснила Этель.
Рен подхватила сорочку и начала осторожно надевать платье. Кузины, шурша тканями, помогали ей просунуть руки в длинные драпированные рукава, немного оголявшие плечи. Рен пальцами пробежалась по облегавшему ее талию темно-синему бархатному корсажу, отметив прямой вырез в зоне декольте.
– Оно не такое тяжелое, как я думала, – удивилась она, поглаживая темно-синий бархат.
– Клянусь, ваша мать – ведьма, – ответила Клара. – Понятия не имею, как она наколдовала эту ткань.
– Мне нравится, – прошептала Рен, оглядываясь через плечо на струящуюся юбку, шлейф которой растянулся на полу. Даже без кружев, пышной подкладки и откровенных разрезов, модных на материке, платье выглядело великолепно, невзирая на простоту.
Кузины медленно развернули Рен к зеркалу, стоявшему в углу, за дверью. И при виде отражения у нее перехватило дыхание. Ткань оттенка драгоценного камня отлично сочеталась с огненными волосами, украшенными весенними цветами, и образ действительно вызывал восхищение.
Она походила на настоящую принцессу Лорна.
На ее глазах выступили слезы, но Рен заставила себя не плакать.
– Большое вам спасибо за помощь.
Клара и Этель встали по бокам от нее и поцеловали в обе щеки.
Момент нарушил стук в дверь. В крепости был только один человек, объявлявший о своем присутствии так, словно собирался пройти дверь насквозь.
– Входи, папа, – позвала Рен.
Король открыл дверь и замер, его кофейные глаза расширились.
В церемониальном пиджаке, украшенном бирюзовой вышивкой, белой рубашке на шнуровке и клетчатом килте ее отец выглядел крайне представительно. Королевская шотландка сине-зеленого цвета с вкраплениями серебристых нитей удивительно точно повторяла краски великолепного, пускай и штормового, моря. Король Освин был выше дочери всего на ширину одной ладони, но тем не менее сложением напоминал бочку. Во время летних игр он год за годом бросал вдаль самые высокие и тяжелые бревна, несмотря на свой возраст. Его длинные черные волосы, собранные сзади в простой узел, подчеркивали острые черты смуглого лица.
Кузины обняли Рен в последний раз и вышли из комнаты.
Король закрыл дверь и отошел от нее, после чего обвел пальцем круг.
– Дай-ка посмотреть на тебя.
Рен ухмыльнулась и медленно повертелась, чтобы отец разглядел весь ансамбль. Затем нежно улыбнулась и уперлась руками в бока:
– Лучше, чем форма моряков, не находишь?
– Я почти не видел тебя в платье с тех пор, как ты вошла в мой дом. Легко забыть, какая ты взрослая, если видеть тебя только в штанах и мужских рубахах. – Он сглотнул и прикрыл рот рукой, его глаза наполнились слезами. – Дочь, нет слов, чтобы описать, как ты прекрасна. В какую прелестную женщину ты превратилась. Иди сюда, родная. – Он вытянул руки.
Рен сократила расстояние между ними и обняла своего отца. Он стиснул ее крепче и поцеловал в макушку.
– И куда только убежало время? – прошептал он. – Еще вчера ты была моей маленькой тенью, наводившей беспорядок в замке.
– Не переживай, папа, – ответила она. – В ближайшую пару лет я не собираюсь сбавлять обороты.
– В этом я не сомневаюсь. – Он рассмеялся и отпустил дочь, вытирая глаза. – Роуэн понятия не имеет, что его ждет.
Король взял Рен за руку и подвел к креслам, стоявшим у камина. Помог сесть и опустился на колени, чтобы разгладить шлейф и не дать ему помяться. От такого проявления заботы по телу Рен растеклось приятное тепло.
Освин поднялся и устроился рядом под пристальным взглядом Рен.
– Решил побыть служанкой?
Отец ухмыльнулся, белые зубы контрастировали с его кожей.
– Твоя мать оторвала бы мне голову, если бы ты помяла платье. Я это сделал не только ради тебя, но и ради своей безопасности.
– Она утром пригрозила мне и велела не являться в брюках.
– Похоже на нее. Хотя в них было бы проще, – прокомментировал он.
– Это точно. – Рен пошевелилась и тут же поморщилась: – Тебе не приходится носить корсет.
– Не завидую тебе, дочь. Женская мода – сущий кошмар. Звучит ужасно. – Улыбка схлынула с его лица. – Ты же знаешь, что я не хотел, чтобы ты была мальчиком? – спросил он, озабоченно нахмурив брови. – Признаю, что, возможно, переусердствовал в попытках обучить тебя, как юношу…
– Не продолжай, папа, – вмешалась Рен. – Я рада, что мне не пришлось расти обычной девочкой. Я стала такой только благодаря тебе. Неужели ты думаешь, что при мысли о том, что я твоя дочь, я могу испытывать что-то, кроме гордости?
Грубые черты лица короля смягчились.