– Я думаю, что наши молодые грабители, вне всякого сомнения, справились с поставленной задачей! – заявил Шура Горохов.
– Если наш ограбленный «Богарт» не обратился в милицию и не заявил о нападении, выходит, что грабители-ребятки либо убили его и спрятали труп, либо наш «американский» пассажир вез с собой нечто такое, о чем он не пожелал сообщать милиции.
– Вот именно, – продолжал Кравцов. – Куцый и Мотя, не зная о том, что Богачев угодил в больницу, требуют у мальчишек свою долю добычи. Эти двое встречаются с Хрустом и его приятелями в заброшенном доме. Когда те сообщают, что Богачев не приехал, Куцый и Мотя привязывают мальчишек к стульям и начинают их пытать.
– Если Куцый и Мотя насели на Чижа и Мякиша, куда же тогда подевался Хруст? – снова вступил в беседу Шура Горохов.
– Тут несколько вариантов. Либо Хруст успел скрыться от своих подельников, либо он тоже мертв…
– Типун тебе на язык, Виктор Константинович! – возмутился Корнев. – По-твоему выходит, что нас ожидают сюрпризы в виде уже не одного, а двух спрятанных трупов.
Кравцов развел руками.
– Как это ни прискорбно, но такой вариант развития событий исключать нельзя.
Корнев дернулся и пролил свой настой на стол:
– О черт! Накаркай мне еще! Ладно, Виктор Константинович, у тебя все?
Кравцов помотал головой. Он раскрыл лежавшую перед ним папку и продолжил доклад:
– Не совсем! Моя работа по установлению личностей подозреваемых не прошла даром. В наших картотеках числится некий Матвей Михеев. Вор-рецидивист со стажем. Тут полный набор противоправных действий, но ничего серьезного: мелкие кражи, гоп-стоп, нанесение телесных… Откликается на кличку Мотя. Особые приметы: рост метр девяносто три, вьющиеся светлые волосы. Татуировка соответствует описанию, полученному от майора Зверева: кошачья морда и надпись «К.О.Т.» на правом предплечье. Михеев, по нашим данным, проживает по адресу: город Псков, улица Кузнецкая, дом три, квартира двадцать один.
– Вот это уже теплее! – радостно воскликнул Корнев. – А что по Куцему-Самошину?
– Пока что никаких сведений о нем нет.
– А эти Пичуга и Якут?
Кравцов пожал плечами.
– Работаем, товарищ полковник!
– Клякса?
– Тоже пока мимо.
– Ладно, работайте, Виктор Константинович. А ты, Паша, – обратился Корнев к Звереву, – срочно бери ребят и дуй на Кузнецкую.
Зверев, который в течение всего совещания не проронил ни слова, открыл было рот, но тут зазвонил телефон.
Корнев взял трубку и помрачнел:
– Вот и дождались! Отставить Кузнецкую! Собирайтесь, и на выезд! У нас труп!
– Бьюсь об заклад, что это либо Толик Хрусталев, либо наш таинственный Хамфри Богарт, – завязывая тесемки папки, вполголоса пробормотал Кравцов.
Когда дежурный автобус въехал во двор, Зверев вышел из него первым. Вслед за Зверевым вышли и остальные: Кравцов, Евсеев с Гороховым, криминалист Леня Мокришин и, конечно же, Логвин со своим Бармалеем. Все тут же приступили к работе, лишь Зверев на некоторое время остался на месте, внимательно изучая со стороны серое трехэтажное здание.
Потрескавшаяся облицовка, позеленевшая от времени шиферная крыша и изрядно помятая водосточная труба – по информации следствия, именно в этом доме и был обнаружен труп. Развешанное на веревках белье, старый трухлявый тополь и неказистые балконы, увешанные засохшим плющо́м – этот двор походил на многие другие и отличался от соседних тем, что на его территории находилось несколько производственных помещений кустарного типа. На одном из зданий возле полуоткрытой наружной двери, увенчанной ржавым металлическим козырьком, висела табличка с изображением женской туфельки. Под козырьком была прикреплена другая табличка с надписью «Мастерская по ремонту одежды и обуви». С другой стороны здания располагался примыкающий к нему пристрой, ведущий в подвал. На двери пристро́я красовалась табличка с надписью «ГРОБЫ́».
Возле здания стояли в оцеплении несколько сотрудников в синей милицейской форме, помимо которых тут же стояли три женщины и немолодой лысоватый мужчина в клетчатой рубахе и в запыленном рабочем фартуке. Мужчина то и дело чесал подбородок, тыкал пальцем на пристрой и что-то рассказывал стоявшему перед ним молоденькому лейтенанту-участковому. Тот хмурил брови, кивал и что-то записывал в блокнот.
Тут же, неподалеку, во дворе возле врытого в землю столика стояли с полдюжины соседских мальчишек. Они о чем-то шушукались и с неподдельным интересом глазели на прибывших сотрудников оперативно-следственной группы. Зверев представился участковому, тот попросил мужчину в переднике далеко не уходить, убрал в планшетку блокнот, после этого они отошли в сторону.
– Рассказывай, лейтенант, что да как! – потребовал Зверев, раскуривая сигарету.
– Убитый – наш местный житель Васька Синицын, – голосок у лейтенанта был мальчишеский, красные от недосыпа глаза слезились. – Вот тут в пристройке он и обитал, и еще помимо этого занимал часть подвала, там у него мастерская. Жил и работал здесь Синицын законно, необходимые вопросы согласованы и с исполкомом, и с жилконторой.
– Гробовщик?
– Так точно. Правда, он не только гробы мастерил, но и жильцам по хозяйству помогал, шкаф там починить, дверь покосившуюся поправить, плотничал да столярничал, одним словом, мужик рука́стый был, только закладывал сильно.
– Кто нашел тело?
– А вот, – лейтенант подозвал стоявшего рядом мужчину в фартуке. – Это второй наш мастеровой, Сан Саныч!
Мужчина подошел, Зверев пожал Сан Санычу руку.
– Здравствуйте! Я так понимаю, вы здесь одеждой занимаетесь?
Мужчина крякнул и выпятил нижнюю губу.
– Латаем да штопаем помаленьку. А еще я Ми́тричу помогаю… точнее, помогал.
– Митрич – это, как я полагаю, покойный гробовщик?
– Он самый.
– А чем же это вы усопшему помогали?
– Так я на его товар обивку шил. Он ведь у нас по дереву мастер, а я вот крою да на машинке строчу! Так что у нас с ним совместное производство – вроде как артель!
Зверев достал из кармана пачку сигарет и предложил собеседнику закурить.
– Спасибочки! Некурящий я! – замахал руками Сан Саныч.
– А покойный Синицын курил?
– И он не курил, а точнее, бросил пару лет назад! В его случае это дело чревато опасными последствиями. Он ведь запойный у нас был. Раз пьяный с папироской уснул в мастерской, чуть весь дом нам не спалил. У него же в мастерской дерево штабелями стоит, стружки да опилки. Хорошо, я в тот день сразу дым почуял, выбил дверь в его конуру, а он на полу в дробадан лежит. Вытащил я его, бедолагу нашего, во двор, а огонь из ведра залил. Там огня-то еще особого не было, а вот опилки тлеть начали так, что дым коромыслом стоял.