Зверев залпом выпил выделенную ему тройную «пайку» и смачно утер губы.
* * *
Они прошли метров сто вдоль овражка, перешли через очередной мосток. Затем щербатый повел Зверева мимо каких-то сараев, погребов, возле которых суетились местные. Потом они остановились возле крайнего погреба, где на бревнах возле мусорной кучи сидели трое синюшных мужиков и «соображали на троих». Щербатый пригнулся к одному из сидевших, что-то шепнул ему на ухо, мужичонка указал на заросли кустов. После этого они пошли в указанном направлении, пробрались через заросли, и их взорам открылся пустырь.
Чуть поодаль, посреди открывшегося пространства, были установлены двое самодельных ворот, обтянутых сеткой. На этом подобии футбольного поля десяток мальчишек возраста от семи до шестнадцати лет гоняли потрепанный, в нескольких местах заштопанный холщовыми нитками мяч. Щербатый подошел ближе, сунул пальцы в рот и пронзительно свистнул. Пацаны прервали игру, щербатый поманил пальцем самого рослого из футболистов. Паренек что-то сказал своим и подбежал к ожидающим их визитерам.
Пожав щербатому руку, вопрошающе посмотрел на Зверева.
– Здорово, Оса, нас Алмаз прислал. Велел этого фраера с тобой свести, – сказал пареньку щербатый. – Дело у него к тебе!
– Что за фрукт? – поинтересовался Оса и сунул руки в карманы.
– Он, если что, мент!
– Ого! И на кой ляд мне с ментом бакланить? – фыркнул пацан.
– А на тот, что так Алмаз решил.
– Ну раз такое дело… Здрасьте, гражданин начальник! Чем, как говорится, могу?
Зверев подавил улыбку и спросил пацана:
– Я вообще-то не то чтобы от Алмаза… я скорее от Шамана пришел.
Паренек тут же выпрямился и вынул руки из карманов.
– Если от Шамана, то… Короче говори, что надо, гражданин начальник? За Шамана и я, и все мои завсегда горой.
Зверев снова подавил усмешку и с серьезным видом спросил:
– Это ведь ты первым Шаману сказал, что вляпался он по самое не хочу?
– Ну я.
– А как так получилось? Откуда ты чего узнал?
– Про убийство смоленского футболиста?
– Про него, про него.
Оса еще раз глянул на щербатого, тот кивнул, прикрыв веки.
– Я в тот вечер на дереве сидел, смекаешь, дядя?
– Ну так чего ж тут не смекать?
– Там у меня в Летнем саду свое местечко, самое козы́рное. С моего места все, или почти все, вокруг видать: и танцплощадку, и озеро, и «Колизей».
– Что за «Колизей»?
Паренек фыркнул:
– Ты че, дядя, не знаешь, что такое Колизей?
– Что такое Колизей, я знаю. Только настоящий Колизей в Древнем Риме находится, в нем в свое время гладиаторы бились.
– Во‐во… так оно и есть! Гладиаторов у нас, конечно, не водится, а вот бои случаются регулярно. Наши, бывает, конечно, и на самой площадке дерутся, но это обычно сразу же плохо кончается. Менты, чуть че, тут как тут. Поэтому те, кто посерьезней, прежде чем кулаками махать, в «Колизей» идут. «Колизеем» мы полянку за танцплощадкой называем. Там обычно все бои и проходят…
– Что за бои?
– Драки.
– Выходит, что именно в день убийства ваш Шаман со смоленским бился именно в «Колизее»?
– Точно.
– Сначала Шаман со смоленским, потом к ним все остальные присоединились?
– Так и есть.
– И ты на это с дерева смотрел?
Мальчишка сплюнул, сунул руку в карман, достал пачку «Казбека» и закурил. Зверев покачал головой, но строить из себя правильного дядьку не стал. Оса продолжал:
– Все видел, все наблюдал, хотел, конечно, поучаствовать, но не мог…
– Это почему?
– Нам, молодым, в мужскую драку лезть нельзя. Такие тут правила. Это Алмаз так решил, а Алмаз у нас в авторитете.
Зверев в знак одобрения кивнул.
– Правильно Алмаз решил, но сейчас не об этом. Так расскажешь, что ты в тот день видел?
– Расскажу, раз Алмаз велел. Да и для Шамана я завсегда рад расстараться. Случилось все из-за Олеськи. Шаман наш, хоть и что надо парняга, а бабы и не таким еще жизни ломали, вот так и тут. Сохнет Шаман по Олеське, а она тому и рада. Впрочем, это их дела, а я вроде бы как мал еще в такие дела лезть. Короче, драка началась сначала между тем вихрастым и Шаманом, а потом такое началось… Второй Сталинград. Месиво настоящее, чего и говорить. Потом менты появились, и весь народец тут же по щелям забился. В шесть секунд все испарились, как и не было никого. Ваши, стало быть, явились, а тут пустота. И вот тут-то один из ваших кричит: «Тут парня зарезали…»
– Где труп лежал? Ты его видел?
Оса хитро прищурился и помотал головой.
– Говорил я тебе, начальник, что место мое самое козырное?
– Говорил.
– А еще говорил, что с него почти все видно…
– Говорил, только не пойму, к чему ты клонишь.
– Многое с моего места видно, да не все.
– И что?
– А то, что есть место, которое с моего места не видно совсем. Это возле беседки, у кустов орешника.
– Так.
– Так вот тело этого Зацепина именно у беседки лежало. Когда ваши его нашли, когда нож возле мертвяка обнаружили, я уже с дерева слез и к беседке подобрался. Глаз у меня наметанный, а зрение, как у кошки. Наши говорят, что я и в темноте, как сова, все вижу. Короче, увидел я нож, который ваши на месте преступления нашли, и узнал его. Точно такой же у Шамана был… – Оса бросил окурок и вдавил его в землю носком ботинка.
– Ну да. Его Шаману тренер подарил. Дальше-то что?
– Побежал я к Шаману, все рассказал ему, а он дернулся так, стал по комнате рыскать. Я в это время у двери стоял. Он сумку свою вытряхнул, вещи перерыл и выругался. А потом и говорит мне, чтобы я домой шел. Я побрыкался малость, а потом ушел, как было велено.
Зверев нахмурил брови.
– Это все?
В глазах Осы сверкнул хитрый огонек.
– Все, да не все! – повторил паренек уже однажды сказанную фразу, выпятил грудь и с довольным видом скрестил руки на груди.
– Значит, чего-то ты не видел – того, чего другие видели?
– Точно!
– А кто видел?
– Малек видел!
– Кто такой Малек?
– Так… мелкий один.
– И что он видел? Где его искать?
– А не надо его искать, – Оса, так же как это недавно сделал щербатый, сунул пальцы в рот и свистнул. Мальчишки, которые все это время, позабыв о футболе, глядели на Осу и его гостей, тут же оживились. Оса указал на стоявшего крайним тощего паренька лет двенадцати в рваной майке и заляпанных глиной шортах. Оса поманил мальчишку, тот подошел.