И если ваше сознание сейчас нарисует сухощавого еврейчика в дизайнерском жилете и круглых очечках, то вы ошибетесь. Йося чрезвычайно хорош собой. Неизвестно, когда он успевал качать свои бицепсы-шмицепсы, но они у него проглядывали через любую одежду. Широкая спина, узкая талия и жилистые руки, которые невозможно забыть. По крайне мере, Клара их помнила, когда он с закатанными рукавами, в бархатных перчатках доставал ей перстень Апраксиной.
— Йосечка, не потеряла вкус, а только лишь обрела. Когда украли мои любимые картины, я в момент поняла всю ценность старинных вещей.
— Вас обокрали?! Не могу поверить, Клара Кузьминична! — качал головой Йосеф. — Обидеть такую женщину!
В просторном зале творилась вакханалия антикварной роскоши. Мебель, статуэтки, картины занимали каждый уголок пространства. Специальные бра подсвечивали, добавляя блеска и сказочности экспонатам. Но Клару привлекали лишь витринные столы с драгоценностями. Перед глазами ярким хороводом проносились рубины в мелких завитушках, изумруды, ниспадающие гроздью винограда, бриллианты, окаймленные золотыми львами. Золото и камни всегда в Кларе вызывали особые чувства благоговения. Она словно, загипнотизированная, прилипла к витрине, забыв о цели визита.
— Кларочка, у вас, действительно, отменный вкус. Колье Джамили вы ведь еще не видели?
Бархатный голос Йосефа вывел Клару из транса, напомнив о бренности бытия.
— Прости, но сегодня я по другому делу, — Клара села в бархатное кресло на резных ножках.
— Кларочка, вы присели на раритет девятнадцатого века, — улыбнулся Кауфман, — но такой изящной женщине можно. О чем же вы хотели поговорить?
Антиквар придвинул табуретку и сел напротив. Из папки формата А3 Клара достала две большие фотокопии пропавших картин и протянула Йосефу.
— Вот — моя радость и моя боль.
Кауфман осмотрел фотографии. Не сказав ни слова, он прошел за прилавок, достал лупу и принялся сантиметр за сантиметром изучать «Расправу над попом». Картина, надо сказать, пышущая жестокостью. На переднем плане большевики шашками рубят попа. Вдали — церковь. Сбоку — могила.
Преисполненная любопытством Клара подошла к антиквару.
— Ты не то смотришь, — сказала она. — Это художества моего прапрадеда, картина передавалась по наследству. Она ничего не стоит. Посмотри вторую.
— А чего ее смотреть? Там все ясно. Форменто. Цена от восьмиста тысяч….
— Скажи, Йося, появлялась она у ваших?
Йосеф посмотрел на Клару глазами, полными печали.
— Дражайшая моя, Клара Кузьминична. Наша среда, как бы это сказать помягче, порой связана с уголовщиной. Тут есть законы, по которым живут все. То, чем торгуют из-под полы, не должно выходить наружу. Не могу я вам дать такой информации. Иначе враз моя сетка поставщиков рассыплется.
— Я же не праздно интересуюсь. Речь идет о моем украденном имуществе. Право, Йося, ты меня огорчаешь.
— Никак не хотел вас обидеть, дражайшая! Кларочка, да и не могу я вам ничего сказать, поскольку информацией не располагаю.
— Йося, приглянулось мне колье Джамили, да расхотелось деньги в твоей лавке оставлять.
— Правда? — зеленые глаза антиквара заиграли блеском, не хуже изумрудов Джамили.
— Появлялись ли картины на рынке и по какой цепочке пришли? Достанешь информацию, останемся с тобой друзьями, Йосечка.
— Увы, я не всесилен, любимейшая Клара…
Антиквар сдвинул витринное стекло, достал колье на бархатной подушечке и выложил его перед Кларой. В перекрестных лучах развешенных светильников оно заиграло неземным блеском. Пока Клара боролась с инстинктами вороны, Йосеф достал микроскоп, подложил фото «Расправы над попом» и заглянул в окуляр.
— Тру-ля-ля! Занимательная картинка. Посмотрите и вы.
Клара в недоумении последовала его совету.
— Видите? — спросил Йосеф.
— Птицу?
— Это пятно над могилой — ворон. Такая неразличимая деталь может свидетельствовать о шифре, — говорил антиквар. — Ворон по своей сути — птица падкая до блестяшек. Истолковать можно по-разному: ворон может быть символом смерти, а может и … обозначением клада.
Клара к своему прошлому никогда интереса не проявляла. А вот ее родственники по папиной линии, напротив, всячески превозносили свой род. Отец с детства наставлял Клару почитать стариков их династии, возводя это в культ. Старики жили в свое удовольствие: пили, гуляли, заводили молодых жен. А их дети благоговели пред ними, горделиво нося фамилию Смирновых. Всех неСмирновых они считали чуточку хуже. Мать Клары с ее девичьей фамилией Дворникова всегда была принижена по родовому признаку. Видимо от этого желание уподобиться чванливым Смирновым у Клариты отсутствовало напрочь. И, выходя замуж, она с радостью сменила свою фамилию на Воронову.
Домой Клара возвращалась озадаченная. О каком кладе могла идти речь? Картину малевал прапрадед Вениамин Смирнов. Он был большевиком. Его сын Платон, он же — дед Клары, на войне служил командиром мотострелковой бригады. А после войны работал в райкоме комсомола. Жили они не хуже и не лучше остальных. Рядовая пролетарская семья. Скорее всего, ворон на картине символизирует смерть. Ведь после того, как Вениамин закончил свой шедевр, он пропал без вести. Возможно, чувствовал надвигающуюся угрозу, и об этом его последнее творение.
Следующее утро не было столь добрым, как предыдущее. Поскольку началось ни свет, ни заря. А именно в семь часов Клару разбудил телефонный звонок.
В спальню по утрам не светило полоумное солнце, дом с восточной стороны надежно прикрыт сосновым лесом. Здесь как обычно свежо и уютно. Потому и продирать глаза совершенно не хотелось. К Кларе уже забегал Василий, готовый выдвинуться на обыск, получил порцию сонного ворчания и решил, что женщину лучше не беспокоить. В конце концов, несколько мужиков справятся сами. Но настойчивый телефонный звонок заставил Клариту оторвать голову от подушки. Фокусируя взгляд, она поняла, что ее беспокоит Вадим Крюков.
— Обыск! — опомнилась Клара и приняла вызов.
— Доброе утро, Клара Кузьминична! — голос Крюкова был неузнаваем. Он тараторил встревоженно, от вальяжного тона не осталось и следа. Похоже, действительно, вышел из запоя. — Алябинская, двадцать три, квартира четыре.
— Что? — прохрипела Клара. — У нас же обыск!
— А я что говорю?!
— Так мы едем к Бурсову?
— Я для чего вам адрес диктую?
— Он же в коттеджном поселке Лесовик живет. Какая квартира?!
— Плохо вы своих друзей знаете. Уже год как он проживает в однокомнатной квартире в Прошино. Так вы к восьми будете?
— Как штык, — заверила Клара и сиганула в ванную.
Когда Клара была у четвертой квартиры в доме двадцать три по улице Алябинской, обыск уже шел полным ходом. Двое оперативников осматривали помещение. Крюков, Василий с Антоном наблюдали за происходящим. Бурсов в трикотажных шортах и майке с кем-то говорил по телефону. Он — мужчина спортивный, и Клара никогда не наблюдала его краснеющего лица, даже во время интенсивных спаррингов. Сейчас же его лицо было свекольного цвета. Рука, держащая телефон, подрагивала.