Поклонник Везувия - читать онлайн книгу. Автор: Сьюзен Зонтаг cтр.№ 52

Он начал с холла, ведущего к лестнице подвального этажа, и пошел из комнаты в комнату, с этажа на этаж, от воспоминания к воспоминанию (все они были здесь). За ним по пятам шли двое секретарей, Оливер и Смит, которые записывали каждое слово хозяина, Гаэтано с лампой и измерительной лентой и паж с табуретом. Кавалер никогда не видел своего дома в зыбком полумраке, как мог бы его увидеть посторонний – наемный хранитель, мрачный оценщик или грозный посланец иноземного деспота, по приказу господина отбирающий у людей произведения искусства. Увиденное произвело впечатление. Инвентаризация заняла почти неделю – он терял много времени, любуясь, упиваясь каждой вещью. Потом удалился в кабинет и целый день провел за составлением списков. Эти многостраничные записи, сделанные небрежным, но разборчивым почерком Кавалера, два месяца назад помеченные 14 июля 1798 года, были переплетены в красноватую кожу и убраны в запирающийся ящик письменного стола. Если не считать коллекций вулканических минералов, рыбьих скелетов и других природных редкостей, списки охватывали все: свыше двухсот живописных полотен, в том числе кисти Рафаэля, Тициана, Веронезе, Каналетто, Рубенса, Рембрандта, Ван Дейка, Шардена, Пуссена; многочисленные работы гуашью, изображавшие извержение Везувия; четырнадцать портретов жены; вазы, статуи, камеи и так далее, вплоть до последнего канделябра, саркофага, агатовой лампы в подвальном хранилище. В список не вошли только те вещи, что могли быть немедленно опознаны как незаконно вывезенные с королевских раскопок.

Таким было настроение лета: Неаполь ждал вторжения французов на нижнюю часть полуострова, а Кавалер, который, к счастью, заранее почувствовал конец своей хорошей жизни (это вам не Помпеи и не Геркуланум), составил список имущества и начал думать о том, как эвакуировать самое ценное.

Но вот, благодаря великой победе несравненного героя над французским флотом, опасность миновала – ясно, что теперь вторжение французов в Италию, начавшееся два года назад, будет остановлено. Эту победу вместе с днем рождения Героя они и праздновали сегодня вечером. Кавалер уже отдал распоряжение отослать в Англию большую часть упакованного имущества: вторую коллекцию античных ваз, много большую и лучшего качества, по сравнению с той, что была продана британскому музею во время первого отпуска. Вазы были тщательно упакованы слугами и агентами; через несколько дней их уложат в сундуки и погрузят на британский торговый корабль, стоящий в гавани. Глупо отменять эти распоряжения только потому, что угроза французского вторжения (или, того хуже, восстания республиканцев) миновала. Пусть уж вазы отправляются в Англию, на продажу, решил он. Мне нужны деньги. Деньги – вечная забота. Низшая, отправная точка собирательского цикла; ведь коллекционирование – движение по кругу, а не вперед. Самый же сладостный момент – в надире орбиты, когда все продано, и человек получает возможность начать заново, с чистого листа, кавалер утешал себя мыслями о той радости, которую получит от составления новой коллекции ваз, лучшей, чем прежняя.

Он предвкушал, как начнет все заново.

* * *

Кавалер – на причале, следит за погрузкой корзин со своими сокровищами на борт «Колосса». Герой пока в постели – но поправляется. Миссис Кэдоган готовит ему бульон, а жена Кавалера сидит с ним, пока он занят своей корреспонденцией. Он пишет брату (тоже священнику, как и их отец), пишет, чтобы перечислить свои победы и выразить озабоченность – он боится, что его заслуги останутся недооценены. Они должны воздать мне надлежащие почести, несмотря на зависть, пишет он. (За победу на Ниле Герой рассчитывал получить титул виконта.) Письма к Фанни отличаются более откровенной хвастливостью. Так же, как все эти годы жена Кавалера в письмах к Чарльзу бесхитростно пересказывала все комплименты, сказанные в ее адрес, Герой методично передает жене каждое адресованное ему хвалебное слово. Все восхищаются мною. Меня уважают даже французы. Они на удивление похожи, искалеченный герой и роскошная матрона, – в каждом есть что-то детское, то, что чрезвычайно трогает Кавалера.

Люди ходят за мной по улице и выкрикивают мое имя. Герой больше не лежит в постели, и жена Кавалера сопровождает его во дворец на переговоры с королем и министрами, в гавань, где его присутствие необходимо для улаживания конфликта между английскими матросами и коварными неаполитанцами; я участвую во всех периговорах нашего виликого гостя, пишет она Чарльзу. Она неутомимо поддерживает его во всех делах, живет его интересами. Она подружилась со всеми его подчиненными и взяла на себя труд доводить их нужды до сведения обожаемого, но невнимательного адмирала. Любовь к учебе и нерастраченные материнские чувства заставляли ее помогать молодым гардемаринам писать письма любимым в Англию. Она пыталась обучить Джозию танцевать гавот. Узнав от Джозии, что именно он наложил отчиму спасительный жгут, она наклонилась и поцеловала мальчику руку. Она посылала подарки и поэмы в честь Героя его жене, а получив известие о том, что Герой произведен всего лишь в бароны, низшее дворянское сословие, пусть даже с годовым пенсионом в две тысячи фунтов, незамедлительно кинулась писать Фанни, чтобы выразить возмущение неблагодарностью Адмиралтейства.

Кавалер, со своей стороны, написал в министерство иностранных дел и выразил протест против выказанного Герою пренебрежения. Для них нет высшего удовольствия, чем быть втроем. Однажды вечером, в Большой гостиной, где висит сорок картин из коллекции Кавалера, происходит обычная домашняя сцена: Кавалер играет на виолончели, его жена поет для Героя. В какой-то момент Кавалер пытается охладить возмущение Героя по поводу нерешительности короля, а жена Кавалера взирает на мужчин, и ее вдруг охватывает невыразимое счастье. Нельзя ожидать, что подобные люди вдруг изменятся, говорит Кавалер. Боже мой, но мы должны заставить их понять, какое несчастье их ждет, восклицает Герой, сильно жестикулируя левой рукой, и по мере того, как он впадает в раж, обрубок правой в верхней части пустого рукава тоже начинает дергаться. Она любовно смотрит на Кавалера, выразительно распространяющегося о достойной всякой жалости умственной неполноценности короля. Она пристально смотрит на Героя, и ее жаркий взгляд обволакивает его целительным теплом. Потом все трое гуляют по террасе и смотрят на Везувий, в последнее время непривычно спокойный. Иногда Кавалер идет посередине, а они по бокам, как взрослые дети, которыми вполне могли бы быть. Иногда в центре она, Герой (меньше ее ростом) слева – ее бока касается горячий обрубок правой руки, – а Кавалер (выше ее) справа. Кавалер продолжает рассказывать Герою о некоторых местных суевериях, касающихся горы.

* * *

Как, собственно, должен выглядеть герой? А король? А записная красавица?

Ни этот герой, ни король, ни красавица не обладают тем, что Рейнольдс назвал бы подобающей внешностью. Герой не похож на героя; король никогда не выглядел и не действовал как настоящий король; красавица, увы, больше не красавица. Попросту говоря: Герой – изувеченный, беззубый, усталый, истощенный маленький человечек; король – немыслимо тучный, покрытый лишаем мужчина с жутким рылом; красавица, отяжелевшая от спиртного, теперь не только высокая, но и весьма крупная женщина, и в тридцать три выглядит далеко не юной. Лишь Кавалер (аристократ, придворный, ученый, изысканный человек) соответствует идеалу: он высок, строен, с тонкими чертами лица, не изменился с возрастом. И хотя он старший среди четырех будущих обитателей вселенной исторической живописи, однако находится в самой лучшей физической форме.