В Линкольнвуде гаснет свет - читать онлайн книгу. Автор: Джефф Родки cтр.№ 13

Эрин и Джон… развелись? Предсказуемо. Но все же… Она встречалась с другим мужчиной. Он выглядел как гик. Что удивительно для Эрин. Но, кажется, вместе им было хорошо.

А потом новый статус: Сегодня пять лет.

Что это значило? Пять лет чего? Прошло после развода?

У статуса было больше сотни лайков. Джен поглядела на комментарии.

«Поздравляю!»

«Горжусь тобой!»

«Один день за раз!»

«Продолжай ходить!»

У Джен заколотилось сердце, когда она поняла, что это значило.

Эрин Тирнан состоит в Анонимных Алкоголиках.

О, это сурово…

Очень-очень плохо.

Она, наверно, совсем расклеилась.

Джен перевела взгляд с экрана на свою «Кровавую Мэри». На полупустом стакане блестели капельки конденсата.

Почему у меня так колотится сердце?

В тот день она начала плакать и, по сути, так и не перестала. Ни плакать, ни пить.

Большую часть последнего года Джен провела в нетрезвом состоянии. Но не более восьми дней подряд.

Она задумалась о помощи. Ничего радикального, чтобы Дэн с детьми не узнали. Тайком Джен сходила на пару сессий с доктором Розенцвайг и только зря потратила деньги. Ее вторая мать, теперь постаревшая и, кажется, гораздо более пристрастная, не дала никакого совета, кроме «Сходите в группу взаимопомощи».

Смешно.

И все же в конце концов Джен настолько отчаялась, что поискала в Интернете «Анонимные алкоголики. Линкольнвуд». Встречи проходили в семь утра и в полдень, обе в Епископальной церкви на Хоторн-стрит. Спустя пару недель раздумий и сомнений, Джен заявилась на полуденную встречу во вторник и быстро обнаружила, что плакать в окружении незнакомцев куда хуже, чем в одиночестве.

Еще хуже было то, что не все на встрече оказались незнакомцами. Там присутствовал сосед Джен, судья Дистефано. Его жена недавно скончалась от болезни Альцгеймера. Он поднял руку и рассказывал об этом трем десяткам человек. Джен чувствовала одновременно и невероятную жалость, и всепожирающий стыд, как будто подслушивала очень личный разговор, не предназначавшийся для ее ушей.

Больше на встречи она не ходила. Каждый раз, когда она встречалась с судьей Дистефано (что случалось слишком часто, потому что он был на пенсии и половину свободного времени проводил за выгулом своей таксы Руби), он улыбался Джен так, что у нее внутри все сжималось от неловкости. Джен не могла понять: он просто проявлял вежливость или это была улыбка снисхождения к беспросветной пьянчуге, отказавшейся уверовать в их культ, где люди, как попугаи, повторяют заезженные клише.

Встречи Анонимных Алкоголиков вызывали у Джен неприязнь. Она решила, что справится сама. Ей просто нужен был пинок под зад, определенный знак, мол, бросай или все кончено. Например, назвать дочь лузером в Гугл Доке, а потом забыть об этом на следующее утро.

Когда вопрос касался алкоголя, Джен уже почти не осознавала границ, но она не могла позволить себе обижать собственных детей. Или саботировать поступление Хлои в университет — основную их цель на данный момент.

Это не я. Я лучше.

Я бросила. Теперь уже точно.

Я все.

Джен вытерла слезы и поднялась на ноги. Сегодня она сделает все запланированные дела: съездит в банк, купит продукты, отправит Руджерам инвойс, начнет искать работу, приготовит Хлое ее любимую курицу-пармезан на ужин и придумает, как извиниться, чтобы дочь ее поняла и простила.

Дописав список покупок, Джен вернулась на второй этаж, практически наслаждаясь острой головной болью, нарастающей с каждым шагом. Она разделась, взглянула в зеркало, скорчила гримасу, оценив свое увядающее тело (это тоже нужно исправить — может, начну бегать, стану эндорфиновым наркоманом), залезла в душ и включила обжигающе горячую воду.

Было больно, но по-хорошему. Словно ритуал очищения.

Джен начала намыливать голову шампунем, и в ванной вдруг погас свет.

Где-то совсем рядом разбился самолет, и они все были в опасности.

Дэн не увидел самого происшествия, но услышал пронзительный вой, а затем взрыв и крики пассажиров, сидящих на другой стороне. А теперь весь переполненный вагон сходил с ума, заставляя думать, что пламенеющие обломки самолета представляли опасность для жизни всех присутствующих.

Дэн попытался привстать, но ему не хватило места. Багажная полка висела слишком низко, не позволяя выпрямиться в полный рост, его сумка занимала все узкое пространство спереди, а библиотекарша прижала его слева. Она стояла спиной к Дэну, схватившись обеими руками за спинки кресел. За ее пуховиком ничего не было видно.

— Откройте двери! — кричали в конце вагона.

Впереди визжала женщина:

— О БОЖЕ! О БОЖЕ! О БОЖЕ! О БОЖЕ!

Какой-то мужчина (неужели Пит Блэквелл?) пытался ее успокоить:

— Все в порядке! Мы в порядке!

Это было мнение меньшинства. Общее настроение в вагоне напоминало панику, потихоньку переходящую в истерику.

Дэн засунул сумку под окно и попытался подняться еще раз. Поставив коленку на сиденье, он смог немного развернуться. Затем он повернул голову почти на девяносто градусов, чтобы заглянуть за плечо библиотекарши и попытаться увидеть хоть что-то из происходящего за окнами.

Из левого уха выпал наушник.

Черт!

Дэн посмотрел вниз. На сиденье его не было. Наверно, упал на пол и куда-то закатился.

Снова раздались крики:

— О БОЖЕ! О БОЖЕ!

— МЫ СГОРИМ!

— НАС АТАКУЮТ!

Страх пробежал по вагону, как заряд электричества. Библиотекарша развернулась, ее безумные глаза на секунду встретились со взглядом Дэна. Она посмотрела ему за плечо и замахала руками:

— Откройте окно!

— Что?

Дэн обернулся посмотреть, куда девушка указывала. В правом верхнем углу окна, совсем рядом с его головой, находился красный дугообразный рычаг с надписью: «АВАРИЙНЫЙ ВЫХОД».

Ниже было написано: «ПОТЯНУТЬ ДЛЯ СНЯТИЯ РЕЗИНОВОЙ ПРОКЛАДКИ».

Но в такой позе — согнувшись под багажной полкой, спиной к окну, — Дэн не смог бы снять прокладку, даже если бы ухватился за рычаг. Нужно было повернуться всем телом.

Еще ему хотелось найти свой пропавший наушник. Желание было иррациональным, но удивительно назойливым.

Дэн стал поворачиваться по часовой стрелке, он поставил ногу обратно на пол и неловко согнул колени, чтобы хоть как-то повернуться на нужные двести семьдесят градусов к окну. Поворачиваясь, он смотрел в пол, надеясь заприметить свой белый «Эйрпод».