Пруд с золотыми рыбками - читать онлайн книгу. Автор: Елена Дорош cтр.№ 17

– Так это ты меня?

– Извини, но других желающих не было.

Он обернулся. Марфа с оттопыренной из-за огурца щекой смотрела не мигая и медленно краснела.

– И что нас так смутило? – преувеличенно невозмутимо поинтересовался Федор.

Марфа вынула огурец, подумала и запихала обратно. А действительно, что? Подумаешь, увидел ее голой! Как говорится, не он один. Дожевав огурец, она потянулась, налила рюмку и выпила.

Федор смотрел с любопытством. Марфа приняла светский вид.

– Ничего. И вообще, я не о том. Я все думаю, как они меня нашли? Может, эти гады телефон мой прослушивают?

– Так ты их знаешь? – удивился сосед.

– Не знаю, но догадываюсь.

– Они что, в ЦРУ работают?

– Нет. Просто держат отель в Приозерске. Не отель даже, а гостевой дом. Небольшой.

– Тогда прослушивание телефонов им не по зубам. Подослать отморозков – дело другое. Это вполне реально. Кстати, что ты такое натворила, чтобы за тобой из Приозерска в Питер приперлись?

– Выкрала у хозяина гостевого дома его жену.

Федор подавился куском хлеба и долго кашлял.

– Зачем? – спросил он наконец, утирая слезы.

– Хозяин, его Денис зовут, с тещей над ней издевались. Избивали, мучили. Юля как крестьянка крепостная жила.

– Понятно теперь. Лишила мужика собственности?

– Получается, что да. Надо бы ей позвонить на всякий случай. Вдруг они и ее нашли.

– Звони.

– Боюсь. А вдруг они все же телефон прослушивают.

– Слушай, не глупи.

– Все равно, – заартачилась Марфа, хотя прекрасно понимала, что Федор прав.

Федор глянул и спорить не стал. Шок у девчонки еще не прошел, потому и мерещатся всякие ужастики. Он налил в кружки кипяток и бросил по чайному пакетику.

– Позвонить можно с любого телефона, хоть с моего, но поговорить с этой Юлей все же стоит. Она лучше возможности своего благоверного знает. И встретиться с ней надо. Но не сегодня.

– Думаешь, они за углом караулят?

– Может, и караулят, если полные идиоты. Просто теперь мы должны продумывать каждый свой шаг. Согласна?

Согласна ли она? Да она руками и ногами согласна сразу и во веки веков!

Марфа с готовностью кивнула.

Вообще, здорово, что он предлагает свою помощь. Здорово, но странно. Странно, потому что первым делом она должна призвать на подмогу любимого человека. Только она почему-то не кинулась звонить Володе. Ей даже в голову не пришло. Зато сразу согласилась на помощь соседа, хотя почти ничего о нем не знает и даже не поинтересовалась, не пострадал ли в драке он сам. Ну Марецкая!

– Федор, а ты сам-то в порядке? Они тебя не очень сильно…

– Сильно. Но не очень. Да не переживай, я привык.

Это он о чем?

– Привык быть битым? – с сомнением в голосе уточнила Марфа.

Федор усмехнулся и протянул бутерброд.

Она обвела взглядом широченные плечи и здоровые кулаки. Чего-то он недоговаривает. Ладно, попробуем включить интервьюера.

– Расскажи о себе. Как ты живешь, чем занимаешься? – с профессиональной заинтересованностью попросила она, прихлебывая чай.

Он посмотрел на нее, словно раздумывая, говорить или нет.

«Не то спросила?» – подумала Марфа, глядя на его лицо.

То ли задумчивое, то ли растерянное.

Он помолчал, а потом бесцветным голосом сказал:

– Да нечего рассказывать. Я ведь совсем недавно вышел.

Марфа шумно отхлебнула из кружки и переспросила:

– Откуда вышел?

– Из тюрьмы.

Она пододвинулась поближе к столу и сложила руки. Приготовилась слушать. «Как ученица на уроке», – усмехнулся он.

– Да, я сидел. Три года. Хотя получил четыре.

– За что?

– За нанесение тяжких телесных одному подонку.

Ему странно было снова рассказывать ту историю. Когда-то он делал это каждый день, а потом старательно пытался забыть. Сейчас, глядя в серьезные серые глаза, он говорил словно не о себе. Будто кино пересказывал. Плохое кино.

В тот день они с ребятами из полка отмечали возвращение из долгой и трудной командировки. В северном городке, где базировался авиационный полк, все были на виду, поэтому, если кто начинал без меры, как говорил герой известного фильма, «водку пьянствовать и безобразия нарушать», комполка Семеныч наказывал всех скопом, без разбора.

– У нас же один за всех, а все за одного, как я понимаю? – задавал он один и тот же риторический вопрос всякий раз, когда кто-то из летчиков косячил.

Посему один из их немаленькой компании всегда оставался трезвым, чтобы потом без приключений доставить к родному порогу всех остальных и проследить, чтобы никто не потерялся по дороге. В тот день роль «дежурного по апрелю» досталась ему. Он даже обрадовался. Почему-то было тревожно на душе, водка все равно не зашла бы. Да и аппетита не было.

Около полуночи, проследив за отправкой «ценного груза» по разным адресам, Федор решил дойти до дома пешком. Близился август. В родном Питере белые ночи к тому времени уже приказали долго жить, но здесь, на Севере, они не заканчивались по полгода. «Белая мышь, иногда пробегающая сквозь день», – сказал о белых ночах Александр Розенбаум.

Шагалось легко, и даже тревога стала постепенно уходить.

А потом произошло то, что, как часто говорят, навсегда разделило его жизнь на до и после. Выражение избитое, но от того не менее точное.

Почему-то позже ему пришлось долго восстанавливать произошедшие в ту ночь события в деталях, как будто он находился в неадекватном состоянии. Все проявлялось в виде вспышек. Непонятная возня, которую он услышал, и вскрик. Провал. Вспышка. Распятая на асфальте неподвижная, словно тряпочная, фигурка и животное, срывающее с нее одежду. Снова провал. А потом снова вспышка. Он бьет в черное от крови лицо, а чьи-то руки душат его. Очередная вспышка, и он понимает, что лежит, скрючившись, на земле, а рядом воет и рычит зверь. Дальше – опять провал. Ну а затем то, что было записано в протоколе. Это он уже помнил до запятой.

Он не считал себя невинно осужденным и понимал, что все было по закону, но чувство, что все случившееся с ним по человеческим меркам несправедливость, все три года разъедало его изнутри, превращая в другого человека.

Или в того, кем он был на самом деле.

Своим родителям Федор Волынцев был не особо нужен. С раннего детства он жил с этой мыслью и привык к ней. Они всегда были заняты каждый собой. Отец шутил, что зачал его между двумя мазками кисти. Мать, наверное, между двумя походами в косметический салон.