След крови - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Эриксон cтр.№ 42

– Они у нас в руках, – повторил он.

И снова улыбнулся.

Улыбнулись и все Певуны.

Заметив это, один неупокоенный матрос пронзительно закричал.

Узри! – Широко раскинув руки, будто наперекор ветру, повелитель Клыкозуб Коготь Терзающий немного помедлил и бросил взгляд на писаря Грошемила. – Замечаешь, насколько способствует моему красноречию высота, на коей я отважно пребываю? – Его узкое ястребиное лицо помрачнело. – Почему ты не записываешь?

Писарь Грошемил утер повисшую на носу каплю, размял онемевшие пальцы и нацарапал на табличке одно-единственное слово. Здесь, на вершине высокой башни, было столь холодно, что воск на табличке трескался и отслаивался под отполированным костяным наконечником его палочки для письма. Грошемил едва мог разглядеть только что написанное им слово, а от щипавшего в глазах льда становилось еще хуже. Прищурившись от бьющего в лицо ветра, он сгорбился, плотнее запахивая шубу, но мучившая его дрожь не унималась.

Писарь проклинал собственное безумие, приведшее его в Забытый Удел Западного Элингарта. Он проклинал сумасшедшего чародея, на которого теперь работал. Он проклинал эту разваливающуюся крепость и ее шатающуюся башню. Он проклинал лежавший внизу Спендругль, городок в устье реки Блеклой, население которого дрожало от страха под тиранией своего нового повелителя. Он проклинал отвратительную погоду, которая царила на выступающем в океан мысу, почти всегда содрогавшемся под ударами волн с трех сторон, не считая тех редких временных промежутков, когда ветер менял направление на северное, продувая лишенную растительности пустошь, что тянулась вплоть до другого истерзанного штормами океана в шести днях пути отсюда. Он проклинал свою мать и тот день, когда в возрасте семи лет заглянул в комнату сестры и увидел… да что там говорить? Поводов для проклятий существовало множество, и большинство из них были ему знакомы во всех адских подробностях.

Его мечты о богатстве и привилегиях постигла судьба хромого зайца на Волчьей равнине. Ветер давно унес прочь жалкие ошметки: обрывки окровавленной шерсти, клочки белого пуха с перегрызенного горла, тщательно обглоданные осколки костей. Все исчезло без следа, разбросанное по выжженной пустыне его будущего.

Покусывая кончик писчей палочки, Грошемил решил описать все это в своем тайном дневнике. «Хромой заяц на Волчьей равнине. Хороший образ. Да, это как раз я… или мои мечты? Не важно, вряд ли есть хоть какая-то разница». Уж точно не сейчас, когда он съежился на вершине башни, подчиняясь любой прихоти своего повелителя, а прихоти эти, ведает Худ, могли быть по-настоящему безумными.

– Ну что, писарь, записал? Боги, если бы я знал, что ты настолько медлителен, то никогда бы тебя не нанял! Напомни, что я там говорил? А то я забыл. Да читай же, будь ты проклят!

– Х-х-хозяин, вы сказали… э-э-э… «Узри!»

– И все? Больше ничего?

– Вы ч-что-то говорили про высоту и отвагу, мой повелитель.

Повелитель Клыкозуб махнул костлявой рукой с длинными пальцами:

– Не важно. Я уже объяснял тебе, что порой отклоняюсь от темы. Вот и теперь тоже. Так на чем я остановился?

– «Узри!»

Повелитель снова повернулся лицом к ветру, словно бросая вызов ревущему океану, и принял позу зловеще нависшего над городом изваяния.

– Узри! И подчеркни, как широко раскинуты мои руки, когда я взираю на это дикое, исхлестанное ветрами море. И на сей жалкий городишко внизу, который дрожит, будто стоящий на коленях презренный раб. Отметь также серое небо и этот свирепый оттенок… серого. Что еще? Дополняй картину, придурок!

Грошемил начал яростно царапать на табличке.

Клыкозуб наблюдал за ним, совершая одной рукой плавные круговые движения.

– Еще! Нужны подробности! Больше творческих мук!

– Ум-м-моляю вас, м-м-мой п-п-повелитель, я всего л-л-лишь п-п-писарь, а н-н-не п-п-поэт!

– Любой, кто умеет писать, обладает всеми необходимыми качествами для художественного гения! Так, на чем я остановился? Ах да. Узри же! – Он вдруг замолчал и после долгой тягостной паузы медленно опустил руки. – Что ж, пока достаточно. Иди вниз, писарь. Разожги огонь и подготовь орудия пыток. У меня есть желание нанести визит моему любимому братцу.

Грошемил, шатаясь, направился к ведущему вниз люку.

– В следующий раз, когда я скажу «Узри!», – послышался за его спиной голос Клыкозуба, – не перебивай меня!

– Н-н-не б-б-буду, м-м-мой п-п-повелитель. Об-б-бещаю!

– Опять он! – прошипела сквозь стучащие зубы Фелитта. – Ты ведь тоже его видел, да? Скажи, что видел! Что мне не показалось! Там, на той башне, с расставленными в стороны руками, будто… будто… будто сумасшедший колдун!

Шпильгит Пурбль, смещенный с должности, но застрявший в городке Спендругль в устье реки Блеклой по крайней мере до конца зимы управляющий Забытым Уделом, взглянул на молодую женщину, которая пыталась закрыть дверь в его маленькую, величиной со шкаф, контору. Снег на пороге уже успел растаять, а затем снова замерзнуть. Придется, подумал он, еще раз счистить снег мечом, чтобы наконец официально закрыться и убраться назад в «Королевскую пяту». Похоже, последний день его службы на потребу толпе предателей, правивших далекой столицей и якобы всем Элингартом, обещал быть холодным.

Даже присутствие в этой тесной каморке Фелитты, с раскрасневшимися щеками, чрезмерно накрашенными кармином пухлыми губами и огромными, полными блаженного идиотизма глазами, не могло победить ледяной холод, которым тянуло из-за практически бесполезной двери. Вздохнув, Шпильгит взялся за кружку:

– Я подогрел в том котелке ром, добавив немного вина и давленых ягод чернозолотки. Хочешь?

– О-о! – Фелитта подалась вперед, и от стеганой накидки пахнуло дымом, элем и слезоточивыми духами ее матери, которые Шпильгит про себя называл «потом шлюхи», хотя ни за что не рискнул бы произнести подобное вслух, если хотел получить желаемое от этой блаженной девочки в теле женщины, и уж точно никогда не сказал бы в лицо самой злобной старухе. Хотя мать Фелитты откровенно его презирала, она пока что не отказалась от денег Пурбля, и ему нужно было продержаться еще несколько месяцев, если, конечно, удастся растянуть быстро заканчивающиеся средства. А потом…

Слыша участившееся дыхание Фелитты, Шпильгит снял котелок с крюка над жаровней и налил в кружку, которую девушка взяла с полки возле двери, немного рома. Сердце его сладко сжалось: он не испытывал ни малейших угрызений совести при мысли о похищении Фелитты. Надо освободить бедняжку от тирании матери, увезти прочь из этого убогого захолустья, где все лето воняло рыбой, а зимой – людьми, которые этой рыбой питались, подальше от шлюх ее мамаши и мерзких тварей, что каждый день заползали в «Королевскую пяту», желая получить плотское наслаждение от стада девиц, которых только слепец мог бы счесть привлекательными – по крайней мере, пока пальцы несчастного не проникнут сквозь слой пудры на их рябых физиономиях. Так что – прочь отсюда, и прежде всего от этого чокнутого колдуна, который сверг собственного брата, чтобы создать свой личный рай среди треска ломающихся костей, льющейся крови и воплей нескончаемых жертв.