Дикая тишина - читать онлайн книгу. Автор: Рэйнор Винн cтр.№ 24

– Сара и Мэрион, это Рэй. Она живет с вами на одной улице, так что вы наверняка уже знакомы.

Мэрион, хрупкую старушку с белоснежными волосами, я действительно уже видела, а вот Сару, веселую энергичную женщину лет пятидесяти, никогда не встречала.

– Здравствуйте, вы у нас недавно? Я вас раньше не видела. – Сидя в кресле, Мэрион протянула мне руку, но не пожала, а только мягко подержала в своих прохладных пальцах.

– Вообще говоря, нет, я здесь уже довольно давно. – В солнечные дни я нередко видела Мэрион в ее садике, но всегда спешила пройти мимо, надеясь, что она не заговорит со мной.

– А это Саймон. – Спокойный улыбающийся мужчина лет шестидесяти. Было что-то особенное в его движениях, в том, как засветилось лицо Джилл, когда она назвала его имя…

– Здравствуйте. Значит, вы с Саймоном встречаетесь?

На секунду ее лицо приняло испуганное выражение, и она быстро огляделась.

– Нет, вовсе нет!

– Мы с Джилл близкие друзья. Мы уже много лет дружим, правда, Джилл? – Улыбнувшись, Саймон отошел. В этом отрицании тоже было что-то подозрительное…

С уверенностью человека, который точно знает свое место в компании, между нами ловко проскользнула Сара и тут же приступила к расспросам.

– Так кто же вы, почему я вас раньше не встречала, откуда вы переехали и чем вы таким занимаетесь, что вас никогда не видно?

Вот они, все те вопросы, которых я так боялась, причем в одном предложении. На тропе нам встречалось много людей, которые притягивали к себе поближе собаку, услышав, что я бездомная, или пинали меня и называли бродягой, когда я наклонялась поднять упавшие на землю монетки. Эти приветливые люди легко могли оказаться точно такими же. Обеспеченные, немолодые, уверенные в себе и своем положении в обществе, в деревне и в собственной жизни. Разве я могла отвечать на их вопросы, не боясь снова пережить то, что мы с Мотом регулярно испытывали на тропе? И ведь здесь я уже не смогу просто развернуться и уйти от них, как от случайных встречных: пока мы живем в этой деревне, я обречена с ними встречаться.

– Я… Мы… – нужные слова никак не находились. Я не могла сказать: «У меня был дом, место, которое я любила и в которое вложила всю жизнь, всю себя, но потом я его потеряла. А не видели вы меня как раз потому, что я пыталась избежать ваших расспросов. Избежать рассказа о себе». На зеленом бархатном диване, стоявшем почти вплотную к стене, сидели три человека. Одна моя знакомая девочка сейчас охотно забралась бы в щель за этим диваном и осталась бы сидеть там в темноте, чтобы только не отвечать ни на чьи вопросы. Комната плыла у меня перед глазами, и я мечтала спрятаться. Мот, как всегда, оказался прав: я вновь превратилась в ребенка. – Я переехала сюда из Уэльса вместе с мужем. Он учится в Плимутском университете, занятия у него в кампусе проекта «Эдем».

– А вы? Вы, наверное, ужасно заняты, иначе мы бы уже давно где-то познакомились.

Я занята тем, что прячусь. Что мучаюсь среди кирпича, шифера и бетона, когда на самом деле мне нужны зелень, ветер, вороны, взлетающие с высоких деревьев, и воробьи, препирающиеся в живой изгороди на солнце. Встреться мы на тропе, я бы рассказала вам, кто я, зачем я живу. Но не здесь, не в полной людей комнате, куда я с таким трудом заставила себя прийти, чтобы положить конец своему странному уединению. Чем я занимаюсь? А чем хотела бы заняться? Мне уже отказали в стольких местах, что в местной газете почти не осталось вакансий, на которые бы я не откликалась, и я практически перестала их искать. Но размышляя над вопросом Сары, я вдруг поняла, что знаю на него ответ – знаю интуитивно, как если бы я скрывала его сама от себя. Я представила себя в темной кухне на задворках церкви, пальцы лежат на гладкой клавиатуре ноутбука, я читаю медицинские исследования, ищу закономерности, изучаю чужие жизни. Эта картина подхватила меня, как восходящий поток воздуха подхватывает распростертые крылья чайки и несет ее, пока она не свернет и не полетит прочь от скал, в открытое море. Когда я наконец раскрыла рот, чтобы ответить, слова нашлись сами собой, причем неожиданные для меня.

– Я занималась кое-какими исследованиями, а теперь подумываю написать книгу.

– Вот это да! Джилл, – Сара заговорила громче. – Джилл, ты не говорила, что Рэй писательница!

Все в комнате обернулись и посмотрели в мой темный угол возле шторы. Проклятье. Проклятье, проклятье!

///////

Вдали от деревни, вечеринки и людей, на тропинке между двумя высокими живыми изгородями из боярышника, увешанного тяжелыми гроздьями спелых красных ягод, я прислонилась к поросшей травой и папоротником насыпи. Папоротники уже начали сворачиваться к осени. В этом году изгородь подстригли только по бокам, так что сверху молодая поросль тянулась в небо и почти смыкалась над дорожкой, превращая ее в зеленый туннель из ветвей. Здесь я чувствовала себя маленькой и надежно укрытой от любых опасностей. Как в детстве, когда я пробиралась в глубокую канаву посреди мокрого луга – мое тайное темное убежище.

///////

Было около часа дня, стояли школьные каникулы. Мама спала в кресле, а папа разговаривал во дворе фермы с торговцем, который показывал ему разные бутылки и жестянки из своего фургона. Мне тоже хотелось залезть в фургон и посмотреть. Раньше я не видела таких разноцветных банок, украшенных черепом и костями; это были какие-то новинки. Но папа отправил меня играть, и я забрела на луг. Я пошла прочь от дома и амбаров, мимо свинарника, где крупные белые свиньи в ожидании обеда стояли на задних ногах, свесив передние копытца со стены, как ряд старушек, чинно болтающих друг с другом через садовую изгородь. Вниз, к ручью, поросшему плакучими ивами, и еще ниже, к мокрому лугу. Это поле бóльшую часть зимы стояло покрытое водой, потому что из-за сильных дождей ручей разливался и затапливал землю ниже по холму. Овец сюда пускали лишь изредка. Для них тут было слишком мокро, у них начинали гнить копыта: это было что-то вроде вонючей слизистой овечьей версии траншейной стопы. В основном луг стоял пустой, поросший высокими травами и дикими цветами. Сплошной ковер из таволги, васильков и подорожника, а живую изгородь окутывали облака подмаренника. И в самом центре проходила дренажная канава.

Я спустилась в нее по камням, которые образовывали ступеньки на почти вертикальном берегу. Дно канавы было достаточно широким, чтобы вдоль него можно было идти, но стены – намного выше моего роста. Когда я выросла, то поняла, что канава была немногим глубже шести футов ^[9], но в детские годы она казалась мне темным туннелем. Зимой она наполнялась до краев и опасно бурлила, но сейчас вода на дне канавы едва доходила мне до щиколоток. Стены были испещрены небольшими отверстиями, и я стояла и ждала, пока не увидела длинное коричневое тельце, которое вывалилось из дыры прямо в воду. Секунду на поверхности виднелась круглая головка и короткий хвостик водяной землеройки, а потом она исчезла в зарослях на берегу. У меня была с собой горсть ячменя из мешков возле мельницы, где зерно размалывали в муку, чтобы кормить свиней; я насыпала по щепотке во вход каждого крошечного туннеля и стала ждать, пока зверьки вернутся. Я делала так уже не раз, но, опасаясь, что меня заругают за игры в канаве, никогда никому об этом не рассказывала. В тот день с луга вернулась не одна водяная землеройка, как обычно, а целых пять. Вынырнув из воды и взобравшись по берегу, они подозрительно огляделись, а потом набрали полные щеки зерна и исчезли в своих норках. Я была на седьмом небе от счастья. Пять водяных землероек!