Нельзя так. С гостями ТАК нельзя.
"А чё она?" – защищался ворон.
– Рассказывай, что стряслось.
– В общем, если ты помнишь, ухажёров у меня особо не было никогда. Эта ты была первая красавица в классе, а я же… сама понимаешь.
– Ой, ладно тебе, – сморщилась Регина.
– А тут появился у меня мужчина. Немного старше, да, не спорю. Но такой, – сказала Алёнка и закатила глаза.
– Какой?
– Огонь! Что он со мной в постели вытворяет, ты бы…
– Давай без подробностей, – перебила откровенную собеседницу Ростоцкая. – В общем, он – огонь. Я поняла. И что дальше?
– И всё! Год прожили душа в душу, а теперь его нет.
– Умер?! – ахнула Регина.
"Довела мужика до белого каленья, сексмашина и сломалась. Моторчик не выдержал".
Хозяйка посмотрела на ворона с укором. Разве так можно говорить? В твоём случае – каркать.
– Тьфу на тебя! Жив. В тюрьме сидит, – сказала Алёнка и проследила за взглядом Регины, начиная понимать, что чокнутая Ростоцкая, как её называли в школе, переговаривается с птицей.
Правду люди говорят, что Ростоцкие с чертями дружбу водят. Тётка её была первая ворожея в Старграде. И племянница – ведьма! Ну и хорошо. Тогда – чем чёрт не шутит, пожалуй, и поможет горю моему.
– Пришли с обыском и арестовали. Скрутили и увели. Архипов твой гоголем ходил по моему дому, даже вида не подал, что одноклассники.
– Ты бы напомнила, – подсказала Регина.
– Испугалась я. Он у тебя такой серьёзный, строгий.
– Если задержали, значит, было за что, – заступилась за мужа хозяйка дома.
– Не за что! В том то и дело, что невиновен мой Медвежонок. Он десантник, служил в ВДВ, прошёл чеченскую кампанию. Герой, а его в каталажку кинули. Справедливо это?
– В чём его обвиняют? – вопросом на вопрос ответила Регина.
– Архипов сказал, что он человека убил. Ножом зарезал. А он не убивал. Не мог мой Медвежонок убить. Помоги ему, Регина. Ты ведь можешь.
– Почему я?
– Ребята рассказывали, ты уже два дела раскрыла. Соображаешь в этих вопросах.
– Ой, какое там раскрыла. Так, немного помогла. Руслан нашёл преступников.
– Ну, пожалуйста, – сказала Алёнка и сделала такое грустное лицо, что отказать ей было невозможно.
Ростоцкая встала, пошла к буфету, открыла ящик и потянулась к старой, ещё со времён тётки Матильды, колоде карт. Григорий свесился сверху, коротко и зло каркнул. Новак вздрогнула.
"Не надо! Тебе же плохо будет после гадания".
Регина красноречиво посмотрела на ворона, взяла колоду и вернулась к гостье.
"Не о себе, так о ребенке подумай", – продолжал наставить Гриша.
Карты легли легко, как будто долго ждали своего выхода. Они томились в бездействии почти год – с Яблочного Спаса. Тогда они ей помогли "увидеть" невиновность задержанного пожарного. Ростоцкая нахмурилась. Сейчас дело выглядело сложнее.
– Что там? – не выдержала Алёнка.
– Всё нормально, – буркнула Регина в задумчивости.
– Что нормально? Выпустят его или нет?
– Выпустят-то его, выпустят. Чужой крови нет на его руках. Ты совершенно права, Медвежонок твой – не убийца.
– Ну, вот видишь, женское сердце не обманешь, – засияла толстушка от добрых слов.
– Но что же ты про него не договариваешь? – спросила гадалка, с укором изгибая левую бровь.
– Что я не договариваю? – удивилась Новак и отстранилась от стола.
– Вижу я, что он к казённому дому давно привыкший гражданин. Вот гляди, туз треф и король справа, – сказала Ростоцкая, указывая на сочетание карт.
– Где? – выпучила коровьи глаза Алёнка, силясь разглядеть тюрьму или решётку.
Поняв, что ничего она там не видит, женщина выпрямилась.
– Да и сейчас он воровскими делишками занимается, – продолжала Регина.
– Не виноват он. Его втянули, – уверенно сказала Алёнка.
"Как была простушкой, доверчивой и наивной, так и осталась", – подумала Ростоцкая и вздохнула.
– Региночка, миленькая, помоги, прошу тебя. Нет! Умоляю! Я без него не могу. Люблю, понимаешь? – заголосила вдруг Алёнка, хлопая белёсыми ресницами. Вот-вот слёзы брызнут.
– Как я могу ему помочь? – удивилась Регина.
– Вытащи его из темницы. Если деньги нужны, они есть. Сколько надо? Ты не думай, это не мужнины. Я дома торты на заказ пеку, есть деньга кое-какая.
"Каррр! О ребёнке подумай!"
Женщины повернули голову к буфету и посмотрели на ворона.
– Слушай, Новак. Я ещё никому не говорила. В общем, я в положении, мне волноваться нельзя сейчас. А ты меня просишь убийцу искать. Настоящего. Это рискованно. Понимаешь?
Новак внимательно оглядела фигуру хозяйки дома, задумалась и вновь просияла лицом. Менделеев так не радовался своей таблице химических элементов, как Алёнка – посетившей её гениальной мысли.
– Да живот же ещё мал. Срок небольшой у тебя, поди. Региночка, найди преступника! А я знаешь что? Я тебе оплачу обследование и контракт в перинатальном медицинском центре "Мать и дитя" – Всё включено. Хочешь?
Регина задумалась.
"А чего тут думать? Алёнка Новак – всё-таки не чужой нам человек. Одноклассница – считай родня. Помочь ей надо. А ребёночек выдержит, не переживай. Что он хлюпик какой-нибудь?"
"Как быстро ты меняешь суждение о человеке, Гриша".
– У меня там одна знакомая работает, – сказала Алёнка, понизив голос, как будто в соседней комнате сидят и их подслушивают. – Сладкоежка страшная! Она моя постоянная клиентка, торты заказывает да нахваливает их. Она тебе, знаешь, какой уход организует? Самый лучший уход в мире! Закачаешься. Лучшие врачи и лучшая палата. А?
Эрик Шпаер. Дневник
15 ноября 1942 года.
"Холодно. Холодно. Холодно.
В детстве фрау Вагнер заставляла переписывать предложение с ошибкой на пять листов и больно била указкой по пальцам, если ошибался вновь. А сейчас я хочу исписать весь дневник одним словом – ХОЛОДНО".
17 ноября 1942 года.
"Не мылся месяц. От меня несёт, как от козла, но никто не замечает – воняет ото всех. Солдатня привыкшая, но офицеры?! Как нам обходиться без ванны? Как?!
Вчера поймал вошь. Долго её рассматривал, прежде чем раздавить. Не видел раньше. Думал, не послать ли отцу в следующем письме. Пусть порадуется старик моим военным трофеям. Покажет друзьям-аристократам.
Рассмотрев насекомое, передумал".