Почувствовал ли он женское начало в Адриене? Любил ли это начало, сам того не осознавая?
После той ночи они никогда о ней не говорили, жили так, будто ее не было. Этьен закрыл для себя тему, решив, что была детская игра: «Подумаешь, потискались в семнадцать лет, невелик грех!»
Но как воспринял случившееся Адриен?
Этьен прочел «Мел» и почувствовал себя преданным и одновременно пристыженным. То же самое ощутила Нина, те же слова она произнесла, но вложила в них прямо противоположный смысл.
Этьен тоже знает наизусть некоторые места треклятого романа. Повествователя зовут Саша. Он вот-вот сделает операцию по смене пола. Варварский термин расшифровывается так: «Сменить пол – значит стать тем, кем родился». Саша проводит одну-единственную случайную ночь любви с незнакомцем.
Мы лежали рядом. Я никогда не касался мужского тела, он тоже. Он спит с девушками, я с Луизой. Мы молоды и неопытны. Первый шаг делает он, я бы никогда не осмелился. Я – песчинка, он – океан. Мы в одной комнате, но живем в разных мирах. Он – суверен, я – вассал, один из многих. Он касается пальцами моей шеи. Зачем? Наверное, решил задушить. Почему я так подумал? В нас нет нежности – мы грубы и неумелы. Я осознаю реальность происходящего, почувствовав касание его губ. Я до сих пор помню вкус его языка и соленой слюны. Наше соприкосновение длится долго, очень долго, у нас обоих полно времени, как у пары, которая предается любви в последний раз, как у двух осужденных на казнь, знающих, что рассвет поставит финальную точку в истории, которая так и не началась.
«По большому счету, – думает Этьен, – я предал Клотильду, Адриена и Луизу в день похорон Пьера Бо. Тогда же предали земле мою честь и чистоту».
Ему захотелось убить Адриена, когда он прочел эти строки. Да как он посмел заговорить об этом, о нем? Его могут опознать… Этьен блефовал, шантажируя друга детства, грозя раскрыть личность автора «Мела».
«Слава богу, у меня есть Валентин…» Он только что звонил сыну из Неаполя, тот уже лежал, сжимая в руке телефон. Мальчик выдохнул «Папа…» с таким облегчением, что Этьен едва не разрыдался.
Только Валентин считает его хорошим, он один на всем свете делает его приличным человеком.
В тот год, когда он уехал учиться в Париж, Нина пела одну песню, казавшуюся ему слишком сладкой. Идиот!
Этьен хватает руку спящей Нины и сильно сжимает пальцы, безуспешно пытаясь удержаться от слез. Мужчина не плачет.
* * *
«Мужчина не плачет». Нина вспоминает название романа Фаизы Гэн
[181], который когда-то очень любила и несколько раз перечитывала. Она притворяется спящей, когда Этьен сжимает ее ладонь. Нельзя, чтобы он почувствовал или догадался, что она проснулась или слышит его задавленные рыдания. Нина притворяется… мертвой, а умереть готовится он.
Нина отказывается поверить. Случится чудо, жизнь вздрогнет, даст отсрочку, шанс на выздоровление. В их реальности Этьен не может умереть.
Нина изображает мертвую в тот самый момент, когда ее собственная жизнь только начинается. Предчувствие обновления в сорок один год. «Никогда не поздно…» – пелось в одной старой песенке.
Какой? Они с Адриеном сочинили ее в тринадцать или четырнадцать лет. Слов Нина почти не помнит, но это было что-то жалкое: «Никогда не поздно посмотреться в зеркало, никогда не поздно, даже если ты считаешь, что тебя окружает мрак…» Со времен Эмманюэля Нина поняла одну простую вещь: невозможно ничего построить ни с кем-то, ни для кого-то, жизнь складывается сама по себе, а встреча с родственной душой – бесценный подарок. В своей взрослой жизни она только с появлением Ромэна почувствовала себя «обжитой». До него чудо совершила Лили, но оно было другого типа. Ромэн – ее возлюбленный. Возможно, они не расстанутся. Будут вместе. Нина верит, что люди состоят из «может быть».
Она чувствует, как Этьен погружается в сон, его дыхание успокаивается. Он спит.
* * *
Я слышу дыхание Этьена. Он плачет. Я не смею шевельнуться. Он слишком горд и не перенесет утешений. Общаясь с ним, всегда приходилось притворяться: «Я не понимаю, что с тобой происходит на самом деле…» Этьен один из рисковых красавчиков, что радуют взгляд окружающих, но не допускают никого к своим эмоциям. Они прячутся за фасадами-обманками.
Та же конфигурация, что вчера в пансионе: я лежу на узкой детской – дополнительной – кровати, Этьен и Нина спят на «родительской».
Мы нашли отель рядом с пляжем Маппателла.
Мы ели лингвини с моллюсками (у них смешное название – петушки), выпили бутылку чу́дного белого вина, как будто приехали в отпуск на берег моря, а не составляем Этьену компанию в его последнем, предсмертном путешествии.
Он выскочил из машины, сорвал с себя одежду и с радостным воплем бросился в воду. Не берусь сказать, был то крик радости или отчаяния. Чувства смешались… Нина заорала: «Вода ледяная! Ты рехнулся!» – и принялась тянуть его за руку к берегу, а он умолял: «Дай побезумствовать, будь милосердна!»
Он плавал, а она не спускала с него глаз. Я пошла купить два пляжных полотенца на базарчике, и мы досуха растерли Этьена. Его зубы выбивали дробь, но он выглядел счастливым, тело покраснело, а лицо осталось бледным. Впервые со дня девичника Нины я увидела его без одежды, и это был взрослый мужчина.
«Нам сорок один, наше поколение хотело изменить мир и не преуспело…» – подумала я.
В номере Этьен заглотнул очередную порцию таблеток и лег в горячую ванну. Мы с Ниной выгребли все из мини-бара и начали угощаться, не глядя на этикетки. Она спрыгнула с кровати. Я включила музыку, тот самый «случайный» плейлист, который записала перед отъездом.
Этьен крикнул из-за двери: «У вас все те же дерьмовые вкусы!»
Мы сохранили все рефлексы детских лет, как воссоединившиеся братья и сестра. Стоит взрослым, росшим вместе, выпустить себя на свободу, и детство всплывает на поверхность.
Я включаю мобильник, наплевав на запрет Этьена, и проверяю почту: меня заботит судьба Николя.
– Нина…
– Да? – шепчет она.
– Я получила конфиденциальное сообщение из редакции. Останки в машине – женские…
– Это Клотильда? – Нина произносит имя со страхом.
– Пока рано что-нибудь утверждать.
– Думаешь, обнаружат и кости… младенца, если это она?
– Вряд ли после стольких лет… эмбрион – если он был – сохранился.
– Ужас какой!
– Я все слышу, – сообщает Этьен, – жизнь еще не покинула меня… Если это Клотильда, эксперты получат череп и бедренную кость зародыша. Пресная вода не так агрессивна, как морская, а тело матери должно было защитить его от тины… Я двадцать три года только о том и думаю.