Мон Этрадор покачал головой и пошёл прочь от арены в гущу сосен. Осдар заметил удаляющегося омпата и на миг застыл. Крун воспользовался этим. Пастух получил скользящий удар по предплечью. Следом несколько атак. Мощных, как таран по воротам замка. Осдар ушёл от всех, а последний парировал мечом.
Айя ощутила, что выдохнула в этот момент. Переживала за него? Нет. Конечно, нет.
Крун злился, как и толпа. Злость к чужаку, который смеет сопротивляться? Здоровяк сделал выпад сбоку, заметно уставший Осдар заблокировал, затем Крун, который был выше на полголовы, обрушился на него ударом сверху. Пастух едва удержал, противник продолжал давить. На худых руках Осдара стали видны жгуты мышц. Желваки перекатывались на его скулах. Мгновение правила тишина. Только мгновение.
Крун пнул Осдара в живот, заставляя упасть на колени. Послышались одобрительные возгласы.
Пастух. Всего лишь пастух, которому не место здесь. От этой мысли почему-то стало больно. Крун врезал Осдару ногой в грудь. Так сильно, что тот укатился Айе под ноги, слетев с помоста. Кандидаты разразились поздравительным улюлюканьем Круну.
Айя подавила желание помочь ему подняться. Завтра он уедет, как проигравший, а она должна победить.
Удар в гонг.
— Победителем боя на мечах объявляется Крун из Томарана, — провозгласила омпат Нэта.
Всего лишь пастух. Сарэтис опустила взгляд под ноги.
Кольцо. Изумительной работы золотое кольцо с разноцветными камнями лежало у её ног. То самое, что она видела на пальце Осдара по пути сюда. Айя подняла, пока никто не увидел. Убрала во внутренний карман туники.
— Следующий поединок без оружия. Крун, Осдар, приготовьтесь, — командовала Нэта.
Айя заметила, как на скамейку для омпатов сел Пард Сэмтис.
— Панэх Дайядор ~
— Са'Омэпад, это когда-нибудь закончится? — простонал Панэх и попробовал встать с кровати.
Боль вонзила иглу в висок, пришлось сесть на бежевую простынь. Младший омпат сжал зубы.
— Сложно предугадать, — добродушно сказал Сэур, попивая чай из маленькой чашки. — Свет Дэйи помог мне преодолеть влияние Тина.
— Я должен проводить Ярмарку кандидатов, а не лежать здесь. — Панэх опять попытался встать, на этот раз в голове разлился шум, как от вина, который был терпим.
— Омпат Нэта справится, не беспокойся.
— Мне жаль, что я не смог исполнять свой долг, — произнёс Панэх с горькой горячностью. — Могу ли быть уверен в том, что не причиню никому вреда?
— Пока нет, но скоро, — выдохнул Сэур. — Я ощущаю, что Тьма, которая отравила твой разум, отступает. Как твоя память?
— Не возвращается. Помню лишь, как пытался убить Актаму, как мои руки сами взмахнули мечом. — Панэх старался унять дрожь голоса.
Им завладел страх, что он снова окажется не хозяином своему телу. Страх, от которого сердце замирало. Страх, который заставлял голову вжиматься в плечи. Было унизительно для омпата — испытывать что-то подобное. Но Панэх не мог прогнать это чувство. Оно охватывало внезапно и вводило в оцепенение.
После происшествия в Тотемном саду непреодолимое желание умереть овладевало им лишь дважды, последний раз — больше десяти дней назад. Однако ужас бессилия оставался с ним всегда. До зуда в кончиках пальцев хотелось вдохнуть дым-травы и немного расслабиться.
— Я считал, что магия лишь сказки, — сдавленно сказал Панэх. — А она кошмар, оказавшийся явью.
Сэур сел на стул рядом с кроватью. В ноздри пахнуло ароматом кориандра. Благовония, которые поджигал Са'Омэпад у себя в келье, въелись в его одежду. Он приходил каждый день, чтобы заглянуть в разум Панэха, и каждый день пах одинаково.
— Ты дал удивительно правильное определение магии, — бесцветно произнес глава клана. — Так и есть, но тебе выпал удивительный шанс научиться с ней бороться.
Гзоудор достал из кармана маленькую меловую фигурку. Бюст Тхаймоны. Панэх фыркнул про себя как в прежние времена, повторяя за Пардом.
«Да что эта Тхаймона… Просто женщина, о которой остались лишь смутные легенды». — Слова Сэмтиса прочно сидели в его голове.
Са'Омэпад поставил белёсую фигурку на стол. Два белых глаза глядели на Панэха укоризненно.
— Сейчас ты должен сосредоточится на практике Света Дэйи, — нахмурив брови, сказал Сэур. — Видишь пылинку, что парит рядом с Тхаймоной?
Панэх напряг глаза и разглядел маленькую точку где-то у шеи бюста.
— Вижу.
Так хотелось, чтобы Сэур поскорее ушёл и можно было поджечь палочку дым-травы.
— Представь, ты — эта пылинка. Крохотная, пустая, без всяких мыслей и желаний.
— Мы много лет практиковали это… — возмутился Панэх.
— Если магия проникла в твой разум, значит, недостаточно! — Сэур впервые за долгое время повысил голос.
Панэх ощутил, как оседает на кровать.
— Или недостаточно усердно. — За один удар сердца Са'Омэпад обрёл спокойствие. — Знаю, что ты уже не мальчик, не ученик. Но ты должен очистить разум, только тогда Тьма тебя покинет.
— Хорошо, — выдавил Панэх.
— У тебя осталась дым-трава?
— Что?
— Положи на стол, — скомандовал Са'Омэпад.
Панэх поджал губы и достал из тумбы одну палочку. Последнюю. Которую истово желал. Забытье в приторном запахе ванили. Медленно рука клала дым-траву на деревянную столешницу. По венам струился песок стыда. Тягучий, неприятный. Парализующий. Младший омпат не смел поднять голову. Как будто в детстве, когда хозяйка поместья ловила его ворующим булки из печи.
— Держи. — Сэур протянул ему чашку с чаем, а сам отхлебнул из своей.
Панэх осторожно взял и тоже отхлебнул.
— А теперь разломи палочку, — мягко сказал он.
Только вот за мягкостью тона стояла грозовая туча. Младший омпат кожей чувствовал, что Сэур сердился. Но руки не слушались.
— Ты полон желаний, а должен быть пуст. Тьма цепляется за твои слабости, чтобы победить, ты должен отринуть их.
— Дым-трава просто расслабляет, — вырвалось нелепое оправдание.
— Любое расслабление и спокойствие должно быть в тебе самом, ты знаешь, — беспристрастно ответил Сэур.
Внутри просыпалась тысяча голосов, которые твердили, что нельзя ломать палочку. Возникла и слепая, бурлящая ярость. Какое-то жуткое плотоядное бешенство требовало вцепиться Сэуру в глотку. Тьма. Тьма ещё была в голове.
— Ты лишь соринка, Панэх, призрачное мгновение мироздания. — Слова Са'Омэпада лились, как могучий поток воды, который выхватывал младшего омпата из трясины, где он завяз.
Взгляд вернулся к бюсту Тхаймоны. Пылинка. Всего лишь пылинка. Без желаний, без страстей. Где-то внутри детским плачем отзывалась досада. Как же мои мечты? Мои чаяния? Разве так плохо, что я хочу роскоши. Роскошь. Перед глазами появлялись мягкие перины, слуга, который подносил палочку дым-травы. Ванильный аромат удовольствия.