Ну да, если везение – это ко мне. Везение на неприятности. Это прям точно мое. Как какое-нибудь дерьмо – так обязательно к моему берегу плывет, всю жизнь так было. Положа руку на сердце, в Зоне не слишком много ктулху. Даже если специально их искать – придется потрудиться. А тут – вот он, нарисовался, будто специально ждал меня возле двери между мирами.
И дождался, мать его за щупальца!
У ктулху на добычу реакция отменная. Как появилась потенциальная жертва, так сразу кидаются, без раздумий и прикидок на тему «справлюсь – не справлюсь».
И этот не оказался исключением, сволочь. Прыгнул с места, растопырив щупла и раскинув в стороны мощные, когтистые лапы. Хреновый расклад, даже когда у тебя в руке «Бритва». Сейчас она, растерявшая весь заряд на открытие портала, была не более чем хорошим ножом, с которым идти на ктулху – чистое самоубийство.
Признаться, я при виде самого опасного чудовища Зоны напрочь забыл о подарке слепого шама и лишь рефлекторно сжал кулаки, бросаясь навстречу чудовищу…
И внезапно понял, что кадр фильма под названием «Моя жизнь» сменился.
Я стоял на до боли знакомой улице, в двух кварталах от которой был мой родной дом. А пока что в трех шагах от меня находилась неумело покрашенная входная дверь с незатейливой надписью «Пельменная» над ней.
Сердце защемило… Всего в десяти минутах ходьбы в маленькой, уютной квартирке ждет меня со службы мой дед Евсей Минаич. Живой, жизнерадостный, пропахший табаком и макаронами с тушенкой, которые он умел готовить так, как никто другой, и – я это точно помнил – наготовил целую кастрюлю. Вот бы сейчас ломануться туда, к нему, хоть на секунду увидеть такое родное лицо…
«Десять минут».
Голос слепого шама запоздалым неслышным эхом ударил в виски – и отрезвил не хуже хорошего удара в челюсть.
Не успею, даже если плюну на все и рвану туда, где меня по-настоящему ждут.
Парашютная сумка с дембельской парадкой, подарками деду и юному Лютому (который, кстати, так и не проснулся тогда, дрых без задних лап, как только он умеет) весьма чувствительно оттягивала вниз плечо. Удивительно. Я такой вес как не фиг делать по Зоне таскаю, даже не замечая. Хотя… понятно.
Это был, конечно, я – но пока что не я. Не Снар, прошедший школу бандитской Москвы моей постармейской молодости и Французкий легион, закаленный Чернобыльской Зоной и другими вселенными Розы Миров, где мне удалось выжить, несмотря ни на что. Сейчас перед дверями пельменной стоял двадцатилетний парень, которому лишь предстояло стать Снайпером…
И который помнил все, что произошло с ним в последующие годы.
«Девять минут»…
Я распахнул дверь, вошел внутрь и повернул налево по коридору, к двери, над которой висела табличка с надписью:
«Коммерческий туалет.
Посетителям пельменной – бесплатно.
С прохожих – тридцать рублей».
Тогда я зашел сюда, чтобы переодеться в десантный парадный камуфляж и предстать перед Евсеем Минаичем и соседями во всей красе. Наверно, и сейчас стоит сделать то же самое, чтобы не сильно раздражать Мироздание. Может, оно не так бурно отреагирует на то, что я собираюсь сделать. А то вон как забурлило, когда я, спасая друзей, изменил прошлое вселенной Кремля…
Ничего не поменялось.
Сортир пельменной так же сверкал чистотой и улыбкой девчонки, принимающей деньги от страждущих аборигенов и гостей столицы. Я достал сто рублей (надо же, какие они были, а я и забыл, как выглядят деньги из того времени!) и протянул их девушке, одетой в скромное платье, с хвостиком сзади, без следов косметики и пережитого на юном, свежем личике.
Мария…
Та, в которую я однажды влюбился, сам того не ожидая, и которую убил, теперь уже понятно, что не случайно. Просто предназначение у меня такое – зачищать землю от чудовищ. Ну, вот я и зачистил ее от еще одного чудовища, в которое эта девчушка превратилась из-за меня…
Что ж, настало время все исправить. Раз и навсегда.
Она улыбнулась.
– Вы так и будете стоять? Что вы на меня так смотрите? Мы знакомы?
Я стиснул кулаки так, что ногти впились в ладони. Это помогло. И текст, который я проговаривал тогда, полился из меня, как из пластиковой бутылки, пробитой пулей.
– Девушка, вы не можете выручить? Я только что дембельнулся, и очень надо переодеться в парадную форму, чтоб домой заявиться, как человеку. Вы мне не поможете?
– Переодеться? – вновь улыбнулась она.
– Да нет…
Я почувствовал, что краснею – как и тогда. Интересное время было! Я, оказывается, умел смущаться. Офигеть – не встать.
– У вас тут нет какой-нибудь подсобки? Мне на пять минут.
– Ой, даже не знаю… Ну разве что на пять минут. Давайте быстро, вот в эту дверь, пока никого нет. И заберите ваши деньги.
– Спасибо огромное. Я мигом!
Девчонка улыбнулась снова, и от ее улыбки у меня сжалось сердце – так, что стало трудно дышать… Но я пересилил себя и прошел в крохотную каморку, на которую она указала.
Переодевался я быстро. Очень быстро, считая секунды и понимая, что отмеренные мне слепым шамом минуты закончатся быстрее, чем я успею совершить задуманное. Хотя ничто не мешает мне просто выйти сейчас, пройти мимо стола, за которым сидит Мария, выйти на улицу – и все закончится. Пусть не так, как бы мне хотелось, но тогда она, наверное, останется жива…
Наверное…
«Пять минут».
Вот сейчас, еще успеваю, так как переоделся в два раза быстрее, чем тогда. Тридцать секунд – и я на улице…
Но я стоял и ждал.
И дождался…
За перегородкой подсобки послышались голоса. Мария срывающимся голосом что-то кому-то пыталась доказать, но этот кто-то был грубее, наглее и ничего не желал слушать.
Я приоткрыл дверь и выглянул в щелку. Подзабыл за эти годы, как оно там было, в подробностях. Так сказать, освежить воспоминания.
Освежил.
Двое двадцатилетних ублюдков с мордами бледными, как у зомби, стояли около стола Марии и давили ей на психику.
– Слушай, мать, – хрипел тот, что повыше. – Тут такое дело. Раскумариться надо, причем срочно. Так что давай сюда бабки без писку и шороху – и ты нас не видела.
– Ребята, у меня в кассе двести рублей. День только начался, – испуганно произнесла Мария.
Второй урод, с виду немного постарше и покрепче первого, хмыкнул.
– Так, сучка, по ходу, не поняла. Нет в кассе – придется в сумочке поискать.
Он протянул руку и взял Марию за волосы.
– Все, хватит трепаться. Гони бабки, шалава…
– Погодите, ребята, я заплачу, – сказал я, выходя из подсобки.