Мой (чужой) жених - читать онлайн книгу. Автор: Елена Кутукова cтр.№ 9

Но, тем не менее, мой брат прав, я жива, я стою и смотрю, как мама едва держится на ногах, отец поддерживает ее, а у самого на глазах слезы. Я никогда не видела, чтобы он плакал. А брат продолжал звать меня. И при каждом его слове мое сердце крошилось на части и отдавало болью в груди. Так хотелось сорваться с места, попытаться все объяснить, успокоить, но я не могу, еще не время и не место.

В ушах стоит пронзительная тишина, прикрываемая тихим шепотом и всхлипываниями. Я смотрю на гроб, в последний раз в жизни вижу собственное некрасивое неправильное лицо. Глаза плотно закрыты и уже больше никогда не смогут увидеть происходящее вокруг.

— Покойся с миром, Лера, — тихо, почти беззвучно шепчут мои губы, почему-то я знаю, что именно она умерла вместо меня.

Я вижу, как гроб накрывают крышкой, как его медленно опускают в могилу, как начинают засыпать землей, а родители смотрят на это, они не в силах оторваться от происходящего, не в силах отвести взгляд. Мама продолжает крепко держать руку Вани, на ее глазах слезы, но она не издает ни единого звука, только плотно сжимает губы. И когда бросают последнюю горсть земли и пора расходиться, мама все еще стоит и продолжает смотреть на мою могилу. Папа пытается объяснить ей, что нужно идти, но мама отмахивается. Посмотрев ей в глаза, он понимает, что не в силах с ней спорить. Папа уводит Ваню, а вместе с ним и всех остальных людей, а мама остается у могилы, она не замечает меня, для нее я словно бесплотная тень. Я смотрю на нее, пытаюсь впитать каждую черточку такого родного лица, вглядываюсь в ее пушистые волосы, всегда пахнущие медом и фиалкой, к которым я так любила прижиматься, когда она обнимала меня. Всматриваюсь в ранние морщины, которые появились преждевременно из-за дёрганой нервной жизни и непосильно работы. Самый родной, самый любимый человек, она, конечно, поверит и поймет. Это тот самый человек, который мне поверит, не может не поверить. И это вера ведет меня ближе.

Она плачет, тело содрогается в рыданиях, а из груди раздается вопль, больше похожий на рев раненого зверя.

— Мама, — наконец произношу я, а сердце трепещет. Ну же, узнай меня! Ты же говорила, что материнское сердце подскажет, ты же говорила, что всегда чувствуешь, что со мной. Мама, не надо плакать, я ведь жива, ну же, посмотри на меня.

Она удивленно поворачивает лицо, я вижу, как у нее расширяются глаза от удивления. Она внимательно вглядывается в мое лицо, а губы дрожат от напряжения.

— Мама, — повторила я и, судя по всему, совершила ошибку. Потому что на ее искаженном болью лице возникла гримаса злости. Она не узнает и не поймет, более того, в ее ответе я слышу ярость.

— Девушка, я не ваша мать.

И слышать это по-настоящему больно. Больно настолько, что я понимаю: признаваться не стоит. Сейчас она не поверит, отшвырнет, как надоевшую шавку, и уйдет прочь.

— Вы ведь мама Алены? — говорю я вместо заготовленного текста, вместо признаний и вместо слов, которые хоть как-то могли доказать, что я ее дочь. – Я ее знала. Она не любила кладбища.

Кажется, последняя фраза заставляет ее слушать более внимательно, по крайней мере, она смотрит на меня.

— И она бы точно не хотела, чтобы вы плакали. Она вас любила.

С ее глаз катятся слезы:

— За ее двадцать лет я мало что дала ей. — В мамином голосе звучит чувство вины. — Решила, пусть девочка развеется, и… — Она вновь срывается в рыдания.

— Вы любили ее, может быть, этого было достаточно?! — тихо сказала я, подойдя еще ближе, так хотелось обнять и утешить, успокоить, попросить ни в чем себя не винить. Но для мамы я сейчас незнакомка, пусть и та, которой можно что-то сказать.

— Что мне делать?! — вопрос не был адресован мне, это был лишь крик в пустоту, и этой пустотой была я, случайным зрителем ее горя.

— Я помогу, попробую помочь, — слова срываются с моих губ, а мама недоверчиво смотрит на меня, слишком недоверчиво она относилась к чужим приступам бескорыстности, слишком часто ей приходилась встречаться с более распространённым явлением — человеческим равнодушием.

И, произнеся эти слова, я понимаю: все сделаю, в лепешку расшибусь, но деньги на операцию брата достану.

— Зачем?

— Потому что Ваня должен жить, — тихо произношу я. — Потому что я должна Алене.

Она хочет что-то спросить. Но я торопливо роюсь в сумке, достаю из кошелька Леры деньги, всего пять тысяч рублей, для кого-то это не такие уж баснословные деньги, но для Вани — это неделя жизни.

Она хочет вначале отмахнуться, но я настойчиво вручаю их ей в руки:

— Возьмите, вам нужнее. Я постараюсь принести еще.

— Храни тебя Бог, — поблагодарила она. Через какое-то время ее позвал отец. И, глядя на удаляющую фигуру, я прошептала:

— Храни тебя Бог, мама.

Больше мне здесь было нечего делать. На душе было холодно и пусто, дрожащей рукой я смахнула выступающие слезы. В последний раз взглянула на свою могилу. Это неважно, даже собственная смерть не остановит меня, я спасу брата, найду способ. Вот только холодком по спине пробегает мысль: а что будет потом? Я гоню ее прочь, ведь даже не знаю, что будет сейчас.

Я покидаю кладбище, мои ноги срываются на бег, словно можно убежать от зияющей пустоты, пронзающей душу. Это тяжелее, чем мне казалось.

Я настолько углубилась в себя, что не заметила, как столкнулась каким-то парнем и чуть не упала, к счастью, он же и успел схватить меня за руку:

— Извините, — проронила я, вернув равновесие.

— Бывает, — мягко сказал он, улыбаясь. Даже в самой обычной одежде, без всякой косметики, Лера притягивала мужчин. За короткое время в ее теле я удостоилась стольких восхищенных взглядов, сколько не получала никогда в жизни.

— Вы чем-то расстроены?— поинтересовался он. — Кстати, меня зовут Роман.

— Роман, я спешу, – покачала я головой. Это была не первая попытка познакомиться со мной в теле Леры. Вот только я к этому не была готова, как и не была готова к такому вниманию к себе.

Я тут же ускорила шаг. Я не солгала, действительно спешу. Спешу понять, как жить этой новой жизнью, спешу понять, что же мне делать дальше.

В квартиру я почти вбежала, тут же замкнула дверь за собой и наконец-то спокойно вздохнула, будто чужое жилье было моим убежищем от всего остального мира. Хотя, похоже, все-таки не таким и чужим.

В спальне я заметила у Леры на комоде фотографию, где она улыбалась рядом с женщиной, так похожей на нее саму, только старше, а рядом стоял темноволосый мужчина. Скорее всего, отец, именно от него Лера получила такие удивительные голубые глаза, из-за которых некоторые называли ее ангелом. А ведь у нее тоже есть родители, и Лера была единственным ребенком в семье, запоздало вспомнила я. Каково же будет им узнать правду, подумала я с болью в сердце.

Голова уже кружилась, перед глазами стало темнеть, ноги подкосились, и я чуть не упала, едва успев опереться о стул. Наверное, это от голода, за сегодняшний день во рту не было и маковой росинки. Словно подтверждая это, живот заурчал. Тело, хоть и чужое, настойчиво намекало, что у него есть потребности, которые не стоит игнорировать, и я отравилась на кухню.