– Катя красавица, бро, – кивает мой верный помощник. – Вот только характер гадкий. С Соней не сравнить.
– Далась тебе эта Гладышева, – входя в лифт, фыркаю негодующе. И сам себя виню, что затеял этот разговор. Всматриваюсь в протокольную рожу, выглядывающую из зеркала. Одергиваю мятый свитер и такие же штаны. Вот где мои мозги? Забыл зайти домой переодеться…
Под глазом расплывается синяк, а на руках ноют ссадины. Хорош, просто капец!
– Ты не понимаешь, – гундит Суровый и добавляет со значением. – Это мог бы быть мой сын, если бы Хмырь тогда не наплел…
– Забей, – легкомысленно отмахиваюсь я. – Мы ж узнавали. Сонька твоя еще в школе от какого-то типа из военного училища залетела. Какой твой сын? Ты чего чудишь, бро?
– Чисто теоретически, Тимур…
– Мы практики, Макс. Сраные практики жизни. Пока лоб не разобьем, не догадаемся.
– Если ты про Марата… – вскидывается повинно.
– Да я так, за жисть, – морщу нос и, войдя в палату, застаю разметавшихся по разным сторонам родственников. Люба в нарядном платье стоит у окна. Спина застыла. Подбородок вздернут. А в креслице, сложив ноги в щиколотках, словно на приеме у английской королевы, сидит мама. Увидев меня, улыбается довольно и, кивнув на костюм, висящий на дверях санузла, замечает с улыбкой.
– В кого ж ты у меня такой красивый, сыночек?
Тут же, как по команде, поворачивается Люба.
– О господи, – ойкает, закрывая лицо руками. – Тимур, ты подрался?
– Я бился на смерть, дорогая. И кажется, хорошо уделал этого гада Маратку. Все, дамы, – мотаю головой. – Войны закончены, дальше только мир. Слишком много внешних врагов у семьи. Не будем плодить внутренних. Я вам не предлагаю целоваться, но перемирие прошу соблюдать. Ради меня.
И оставив двух любящих меня женщин, поспешно скрываюсь в санузле.
Маман у меня, конечно, ведьма. Вот как угадала, что я тут как оборвыш хожу!
Видимо из кабинета приволокла костюм. Но оно и правильно. Вовремя сообразила.
«Мама-мама, – смотрю на себя в зеркало. – Пусть кто угодно стоит за взрывом в «Алмазе», но только не ты!»
Мокрой рукой поправляю отросшие волосы. Провожу пальцами по заросшим щекам.
– Нормальные люди к свадьбе готовятся, – напоминает мне ехидненько внутренний голос.
– Меня Люба и таким любит, – отмахиваюсь я, выходя к невесте.
Беру ее руки в свои и обещаю тихо-тихо.
– Ты не пожалеешь, Любовь моя!
Суровый запускает в палату какую-то строгую тетку с папкой под мышкой. Шествие замыкает Катерина.
Никакая это не свадьба. Нет фейерверков, пьяных гостей, и голубей в воздух никто не запускает. Рядом с мамой стоит Милана, и чуть поодаль – ее муж.
Успели таки! Жаль Годаровых нет. Но я что-то не смог им дозвониться.
– Тимур, мы даже не подозревали, – охает малая, подскакивая.
– Я тебе по гроб жизни должен, – шепчу, прижимая к себе обеих девчонок. И натыкаюсь на хмурое лицо тетки из ЗАГСа.
– Мы готовы, – киваю, выпуская из объятий Милану. Прижимаю Любу к себе покрепче. Моя. Только моя. Никаким Маратам и Алимовым не разорвать нашу связь.
Стоим в обнимку. Внимательно слушаем избитые веками слова. Совет да любовь, верность и уважение. Но в этот раз для нас они звучат по-иному. Наверное, стоило пройти через все испытания, чтобы сейчас оказаться именно в это время в этом месте и сказать строгой тетке «Да!».
И клянусь, другой свадьбы мне не надо!
Глава 41
Люба
– Другого украшения не нашлось? – едко бросает Альбина, когда я прикрепляю к поясу привезенную Тимуром брошку. – Стоило из-за такой фигни мужика гонять…
– Это мамина, – замечаю коротко.
Вижу, как передергивает мою будущую свекровь. Она поджимает губы и, отходит в сторону. Поправляет цветы в вазах и всем своим видом показывает полную отстраненность.
Ну женится сын на какой-то… Но это так, блажь. Ненадолго.
– Все не просто, – замечает Альбина, встретившись со мной взглядом. – Но сейчас объяснять нет времени.
– Мне не интересно, – мотаю головой. Деловито подхожу к зеркалу. Поправляю диадему и смотрю, не размазалась ли тушь на глазах из-за подкативших слез.
Все нормально, но ощущение какой-то надвигающейся беды. Даже руки дрожат.
«Это всего лишь паника. Предсвадебная лихорадка», – успокаиваю саму себя. Болтаю о пустяках с Миланой. И всем своим видом не замечаю Круэллу.
Тимур вываливается из ванной в костюме и бабочке. И сразу становится рядом.
– Люблю, – шепчет тихо. Сжимает мою ладошку в своей лапище и внимательно смотрит на тетку в длинном красном платье.
А я моментально успокаиваюсь. Мой любимый рядом. Сегодня наша свадьба и нечего паниковать. Перевожу взгляд на сестру. Сосредоточенная и важная, она стоит с другой стороны. Хватает меня за вторую руку и крепко сжимает пальцы.
– Твоя мечта сбылась, – шепчет на ухо. Но Манучаров слышит каждое слово.
– Я личный Любушкин Газпром. Ее мечты всегда сбываются.
Смеются Макс и Милана с мужем. Слегка улыбается Альбина. Не знаю, как дальше сложится наша жизнь, но общаться с этой гадиной я не намерена.
– Пообещай, – ласково просит муж, как только мы остаемся в палате одни.
– Что? – смотрю изумленно. Пью лимонад из высокого бокала и закусываю черной виноградиной. От небольшого фуршета на импровизированном столе остались закуски и фрукты.
– Я хочу, чтобы в семье был мир, Люба, – чуть нахмурившись, роняет Тимур. – И ты, и мама очень дороги для меня. Но я-то еще стерплю. А нашим детям как прикажешь жить? Метаться между вами? Я предлагаю закопать топор войны.
– Я не могу. Из-за нее умерла моя мама, – всхлипнув, утыкаюсь в широкую грудь. – Да и ко мне она относилась плохо. В Ангельском по любому было лучше, чем в детском доме. Но дети не должны жить в равнодушии. Понимаешь? А я жила. И если бы не ты…
– Ну все, все перестань, – спохватываясь, встревоженно бухтит Тимур. – Это я дурак, завел больную тему. На людях сдерживайся, нашим детям давай общаться с бабкой и дедом. Этого вполне достаточно. Больше я тебя ни о чем не попрошу.
– Согласна, – киваю и тут же чувствую угрызения совести. Тимур ради нашего счастья ездил к Алимову. А я стою горой за свои старые принципы? Но и предать маму не могу. Может, со временем и стану относится к Альбине добрее. Но не сейчас…
Обвиваю руками крепкий торс. Впечатываюсь носом в ключицу. Хочу сказать, что люблю больше всех на свете. Но в этот момент в дверь стучат. И сначала на пороге появляется Суровый, а за ним неспеша входит Катя.