Примарх протянул руку и коснулся кончиками пальцев серебристых кабелей на затылке Кхарна. Капитан вздрогнул. От прикосновения нервы возопили от жажды новой крови, но благоговение удержало его на месте.
— Ты понимаешь?
С тихим треском рвущейся кровавой коросты Кхарн разжал челюсти. Изо рта на пол посыпались осколки зубов, и не все они принадлежали капитану.
— Д-да.
Ангрон выпрямился во весь свой огромный рост. Впервые Кхарн видел своего отца без гримасы холодного отвращения, постоянно искажавшей его черты. Сейчас тот, оскалив потемневшие металлические пеньки, заменявшие ему зубы, отнюдь не казался хищником, готовым броситься на добычу. На его лице появилось некое уродливое подобие одобрения. Возможно, даже гордости.
— Тогда идем, — улыбнулся Ангрон и подал Кхарну руку. — Пойдем, сын мой.
23
— Мой господин? — Галан Сурлак с подлинным изумлением посмотрел на Ангрона, выходящего в коридор. Апотекарий пристроился позади шагающего примарха, стараясь не отставать. — Мне не сказали, что вы проснулись. Как вы…
— Тебе удалось. — Ангрон бросил косой взгляд на апотекария. — Наконец-то. Я надеялся, что рано или поздно неудачи тебе наскучат. Сколько ты можешь собрать?
Галан оглянулся на Кхарна, который размашистой рысью шагал позади, словно зверь на цепи, и прокашлялся:
— Ни производство, ни вживление имплантатов никогда не были проблемой для нас, старший, — только создание рабочего прототипа. Теперь же, когда мы получили стабильную, безотказную модель, имплантацию можно проводить с внушительной скоростью.
— С какой именно скоростью? — раздраженно переспросил примарх.
— Я прошу несколько часов, старший, чтобы имплантировать партию, которую мы произвели, — ответил Галан, уже оправившись от шока, вызванного появлением Ангрона. — Всего несколько часов, и я дам вам тысячу истинных сынов, преображенных по вашему образу и подобию, чего вы так желали.
— Мы все еще можем покончить с этим.
Магон быстрым шагом следовал коридорами «Завоевателя» в окружении командиров, пока еще верных его делу. По флоту разошелся призыв тысячи добровольцев, готовых последовать примеру Кхарна и подставить голову под Гвозди Мясника. Требовалась только тысяча, но на зов откликнулась половина легионеров, размещенных над Генной, включая первого топора самого Магона.
— Это правда? — спросил по воксу Астакос с «Песьего клыка». — Ангрон пробудился?
— Это правда, — ответил Магон.
Выбор Оронта до сих пор изводил центуриона, хотя иного ждать и не стоило. К Галану выстроилась очередь легионеров, желающих получить Гвозди Мясника, а ряды союзников Магона редели с каждой минутой. Помощь чемпиона пришлась бы сейчас как нельзя кстати.
— Я собираю все силы, какие еще остаются в нашем распоряжении, — сообщил Магон своему знаменосцу. — Созови всех, кому доверяешь, на борт «Песьего клыка» и готовься к высадке на планету по моему прибытию.
— На планету?
— Ангрон с Кхарном сейчас на посадочной палубе, — пояснил центурион, — ждут, когда наберется достаточно воинов с Гвоздями, чтобы вернуться на Генну. Что бы они там ни искали, мы должны опередить их.
— Что там, внизу, могло так заинтересовать примарха? — спросил Астакос.
— Если технология геннцев оказалась ключом к воссозданию Гвоздей, — ответил Магон по дороге к самому сердцу «Завоевателя», — тогда, возможно, мы найдем в ней способ обратить все вспять. Овладев знанием, как извлечь Гвозди, мы спасем Кхарна и остальных братьев. Мы спасем Ангрона и наконец обретем отца, о котором мечтали. Но всякая надежда на это будет потеряна, если они доберутся до нее первыми.
— Нам не одолеть Ангрона и тысячу наших родичей, оснащенных Гвоздями, — сказал Астакос, — без серьезного подспорья.
За дверями загрохотали могучие шаги. Центурион и сопровождающие его Пожиратели Миров замерли перед распахнувшимися с рокотом створками.
— Просто будь готов вступить в бой, как только я вернусь, — сказал Магон с легкой улыбкой. — И вернусь я не один.
— Что ж!.. — громыхнул Лорке. — Довольно тратить время на разговоры.
Четкого воспоминания, как Ангрону вживляли Гвозди Мясника, не сохранилось. Его накачали препаратами едва ли не до смерти, прежде чем перенести из пещер в черную башню, где обитали верховые техноманты. Видения, что следуют после, отрывочны, бессвязны и искажены багровой поволокой невыносимых страданий.
С этого момента воспоминания мелькают, как будто сквозь кровавую дымку. Он приходит в себя не в башне, а прикованным цепями к стене. Затем время смещается, и он дерется на арене. Попытки разобрать, что происходит, наталкиваются на парализующую боль Ангрона, которую Тетис ощущает как собственную. Библиарий видит только калейдоскоп отрывистых картинок и запаздывающих звуков, словно из поврежденной трансляции.
Вздымаются клубы песка. Где-то далеко ревут тысячи глоток. Кто-то кричит Ангрону прямо в лицо, зовет его по имени, но крик обрывается под сокрушительным ударом кулака, раскалывающим чей-то череп.
К тому времени как чувства возвращаются, а Гвозди Мясника ослабляют хватку настолько, чтобы Тетис мог четко разглядеть воспоминание, Ангрон снова один в кромешной тьме своей клетки. Руки и ноги прикованы к стене тяжелыми цепями. Он часто и тяжело дышит, с шумом выпуская воздух между стиснутых зубов. А Гвозди продолжают терзать каждую клетку его тела.
Ангрон покрыт кровью с ног до головы. Металлический смрад забивает ноздри. С подбородка капает еще теплая жидкость. Голова пульсирует расходящимися от Гвоздей волнами. Кожа пылает от жара, пока его организм пытается залечить наносимый имплантатами вред, словно очередную рану, но все усилия оказываются тщетны.
Именно тогда он все узнаёт. Из разговора охранников. Они смеются, подсчитывая выигрыш, который получили за ставку на гибель Эномая. Ангрон слышит, как они произносят имя убийцы. Имя того, кто безжалостно разделался с человеком, заменившим ему отца, и осквернил его останки.
Убийца — он. Эномай погиб от руки Ангрона.
Легкие сдавливает так, что он не может дышать. Грудь словно пробивает невидимый кулак, сокрушающий сердце. Ангрон оседает, но натянувшиеся цепи не дают ему упасть.
Эномай. Мудрейший из всех, достойнейший из всех. Тот, кто несколько десятков лет готовил рабов к восстанию. Единственный, кто был способен сплотить гладиаторов в могучую силу и сбросить иго верховых.
Мертв. Убит Ангроном.
Вой, срывающийся с его губ, сотрясает стены. Он столь пронзителен, что вся охрана арены поднимается по тревоге, решив, будто рабы восстали. Ангрон продолжает кричать, даже когда его глотка рвется и изо рта хлещет кровь. Вопль не замолкает три дня, исполненный таких неизбывных горя и боли, каких никто никогда не слышал и больше никогда не услышит.