– Пароль, пароль! Какой еще на хрен пароль! Плевать мне на этот пароль!
Как же Адам ее разозлил! Вот бы сейчас пойти на кухню и долбануть ему по башке дневником в тот момент, когда он будет есть, и сказать: вот твой долбаный пароль! Подавись! Может, и правда подавится.
Катя совсем отчаялась. Она не могла собрать мысли в кучу. Еще недавно она точно знала, что будет искать в дневнике, чем займется завтра и послезавтра. У нее появилась цель. А сейчас все карты спутали. Были ли покушения, было ли отравление? Да кто знает.
Кате стало хуже. Медсестра говорила, что можно принимать три таблетки транквилизатора в день. Наверное, пора пить следующую.
И тут Кате пришла в голову мысль. Нужно связаться с Никой. Наверное, у нее сейчас каникулы и она не ходит в школу. Катю укололо чувством вины за то, что она даже толком не узнала Нику, пока они общались в больнице. Но Катя точно знала, что больше всего на свете ей хотелось увидеть именно ее.
Катя наклонилась к медрегистратору и нажала на нужные кнопки.
«Отправлено» – появилось сообщение на экране.
Вот бы у нее была возможность получить обратное сообщение, подумала Катя. Ника сказала, что регистратор их не принимает.
Интересно, почему у Кати нет всех этих электронных устройств? Ведь это было бы удобно. Она бы быстро научилась ими пользоваться. Ведь ей, как никому другому, нужны такие штуки, как их называли, гаджеты, чтобы находить информацию, чтобы разбираться в том, что происходит. Это как путеводитель по новому миру, в котором она оказывалась каждый день.
Катя посмотрела на стопку дневников, которые лежали у нее на коленях. Какой смысл их читать, если она уже не понимала, что ищет.
Она стала листать тетради, искать последний дневник, чтобы дописать в него планы на завтра.
И тут ее сердце на секунду остановилось от увиденного. Дыхание перехватило. Комната будто резко уменьшилась в размерах. Стены и потолок навалились на Катю и давили, давили, давили. Она почувствовала себя такой же уязвимой, как тогда в лесу, когда ей было девять и она думала, что потеряла папу, но на самом деле он просто ушел дальше по тропинке, пока Катя рассматривала ящерицу. Тогда ей было невыносимо страшно. Она думала, что потерялась.
Но теперь Катя точно знала, что потерялась окончательно.
Потому что в руках у нее был тот самый дневник, который этим утром у нее отобрал Кот.
В этот момент в коридоре раздались шаги. Катя сунула дневник в середину стопки тетрадей и положила их на диван.
Адам заглянул в комнату. Да этого Кате и в голову не пришло, чего он так часто ходит и заглядывает, почему ему не сидится на кухне? Но сейчас вдруг она стала осознавать, что он действительно ведет себя очень странно. И у нее сложилось впечатление, что он намеренно ее отвлекает, сбивает с толку. Поэтому она, вместо того чтобы заниматься отцом, ищет какой-то дурацкий пароль.
26
– Что? – спросил Адам. – Все нормально?
Катя вытянулась по струнке и продемонстрировала улыбку:
– Все хорошо.
Адам вошел. В руках был поднос с клошем, который прикрывал блюдо. Пахло жареной картошкой. В желудке у Кати заурчало.
– Я подумал, может быть, тебе не хочется отвлекаться на еду, ну и в общем, принес… – сказал Адам и демонстративно приподнял поднос. – Не знаю, может быть, ты все еще стесняешься ходить по дому, после такого тревожного утра. Может быть, ты все еще не привыкла.
– Благодарю, – сказала Катя, коротко кивнув.
Адам поставил поднос на стол, выпрямился, посмотрел на телевизор, посмотрел на Катю, посмотрел на дневники на диване.
– Ты… Еще не нашла пароль? – спросил он с паузой, как будто думал, задавать этот вопрос или нет.
Катя мотнула головой.
– Что-то пока ничего такого не попалось, – сказала она.
– Но ты же поищешь? – спросил Адам с нажимом.
Катя снова улыбнулась. Но держать улыбку было тяжело. Катя была уверена, что у нее на лице написано, что улыбаться ей вовсе не хочется. От усилий губы задрожали. Лучше было вообще не улыбаться.
Адам медленно оглядел комнату одними глазами, не поворачивая голову, будто ожидал увидеть кого-то спрятавшегося за диваном или креслом.
– Все в порядке? – еще раз спросил Адам.
– Да, я же сказала, все нормально, просто я устала, – поспешно сказала Катя и тут же добавила, стараясь сместить внимание на другую тему: – Вы обещали мне поискать вторую часть видеодневника.
– Да-да, я как раз собирался… – последние слова он произнес очень медленно, будто о чем-то задумался в процессе, а потом и вовсе замолчал. Его глаза сновали из стороны в сторону, изучающе.
Катя взяла верхний дневник из стопки и стала его листать. Туда-сюда, вперед, назад.
– Катя, – позвал Адам.
– М? – она взглянула на него и тут же отвела взгляд.
– Ты чем-то расстроена? Ты… Что-то такое прочитала, что тебя напугало? Хочешь поделиться?
– Да нет, – беззаботно сказала она, но получилось уж очень наигранно. И куда же подевалась ее хваленая актерская игра, которой она так гордилась, выступая в школьном КВНе?
– Я же вижу, что тебя что-то беспокоит, – сказал Адам. – По глазам вижу.
Он присел на диван рядом с дневниками. Катя с ужасом осознала, что тот самый дневник, который утром у нее забрал Кот, лежал на самом верху стопки, и Адам едва касался его локтем. Катя даже думать боялась о том, каким образом дневник вернулся домой.
– Я просто… – она старалась смотреть куда-нибудь, но только не на злосчастный дневник. Мысли путались, и говорить было так же тяжело, как идти по мокрой грязи в резиновых сапогах на два размера больше. – Я просто… прочитала… про… маму… мне очень грустно без нее и без папы. Все еще не могу привыкнуть, – все это прозвучало не очень убедительно.
– Да, тяжело, когда родителей нет рядом, – сказал Адам. – Знаешь, я ведь тоже лишился родителей. Папа погиб, когда мне было десять. Он был не очень хорошим отцом. Я бы даже сказал, очень плохим. Я тебе завидую, что у тебя такой папа клевый. Мой отец бил меня за плохие оценки, а хорошими он считал только пятерки. Мне приходилось подделывать подписи учителей и записи в дневнике, чтобы он не бил меня. Придумывал всякие басни про учителей, как они хвалили меня на уроках. В общем, лил в уши по полной программе. Но мне приходилось обманывать, чтобы остаться целым. Мама была трусливая и жестокая. Она никогда и слова против отцу не говорила, когда он избивал меня. А когда папа разбился на машине, захватив с собой на небо еще семью с двумя детьми, мама спилась и стала такое устраивать, что… В какой-то момент ей взбрело в голову, что я ее первый ребенок от первого брака, поэтому она называла меня Ромка. Я смутно помнил Ромку, но мне нужно было его изображать, иначе мама била меня. Думаю, она любила Ромку, потому что он был от первого мужа. Ромка утонул в реке, когда мне было пять. Я был там и ничего не мог сделать. Мама ненавидела меня за это. И еще больше она стала меня ненавидеть после смерти отца. Мне приходилось притворяться, будто я Ромка, а ведь он был старше меня, и мне надо было делать вид, что я учусь в старших классах, хожу на тренировку по футболу. Она покупала мне одежду на три размера больше, и я ходил в этом, как полный кретин. Это был сущий кошмар. После школы я сбежал из дома в прямом смысле. Мне пришлось много работать. Когда мама умерла, я даже не приехал на похороны, и ее похоронили двоюродные братья. Я не считал ее своей мамой. И вообще, я лишился родителей задолго до их смерти. Понимаешь? И мне от этого очень грустно. Я всегда был один, брошенный ребенок. И я сам стал выбираться из этого. Я, как никто другой, знаю, что такое хреново, аж жить не хочется. Представляю, каково тебе. Я поддержу тебя в любом вопросе. Я лишь просто прошу, чтобы ты была честна со мной, как я с тобой, и чтобы ты мне верила. Я не прошу тебя о безоговорочном доверии, но по крайней мере о хоть каком-то минимальном.