Антония жива и невредима.
А что объяснить толком ничего не может… ну и ладно! Главное – не объяснения, а результат. А он как раз есть. И не надо лезть туда, куда не пускают. Может, там и так тесно!
* * *
Дома Тони ждал Эрнесто Риалон.
– Что сегодня случилось?
Сеньор Пенья посмотрел на некроманта. На Тони, которая хоть и стояла без подпорок, и даже почти не пошатывалась, но выглядела все равно бледновато. Опять на некроманта.
И сделал шаг к входной двери.
Второй… еще пару шагов…
– Стоять! Я жду ответа!
Сеньор Пенья бросил умоляющий взгляд на Тони. Как-то ему умирать не хотелось. И книгу в издательство обещали взять, как он допишет. И жизнь, считай, только началась…
Тони не подвела.
– Эрнесто, ничего страшного не случилось. Правда.
– Тебе было плохо, – обвиняющим тоном заявил некромант.
– Мне сейчас часто бывает плохо. А тут… я случайно свою силу применила. Вот… наверное, поэтому.
До двери остался один шаг.
– Я чуть с ума не сошел, когда почувствовал…
А вот это вовсе уже слышать ни к чему.
– Как именно ты почувствовал? – заинтересовалась Тони. – Ты за мной следил?
Сеньор Пенья положил руку на дверную ручку. Ну…
– Нет. Я просто ощущаю, когда тебе плохо. Мне тоже больно… вот здесь.
Некромант коснулся груди.
Сеньор Пенья выскользнул за дверь и словно растворился в пространстве. Вот так… не убили? Отлично! А с Фуэнтеса он свою долю еще стрясет!
Никуда тан не денется, заплатит как миленький.
* * *
Тони подошла поближе к Эрнесто, посмотрела ему в глаза.
Внимательно. Не так, как раньше. Бывает ведь, что смотришь, а бывает – что видишь. И это совсем-совсем разные взгляды. Когда ты просто подошел, поглядел, или мимо прошел, или… да столько есть взглядов, поверхностных, скользящих, вроде бы и правильных, а вроде и нет…
А вот сейчас она смотрела внимательно.
По-настоящему.
Когда не на поверхности скользишь взглядом, когда стараешься проникнуть внутрь. И то, что она видела….
– Эрнесто? – чуть дрогнул голос девушки.
Тан Риалон сделал шаг назад.
Ах, как же ему хотелось обнять Тони! Прижать к себе, не отпускать, подхватить на руки, расцеловать и спрятать от мира….
И если он так сделает – он ее потеряет. Эрнесто даже не сомневался.
– Прости. Я не хотел, чтобы так получилось. И тебя это ни к чему не обязывает.
– Но я… ты…
– Тони, не надо. Пойми, ты не отвечаешь за мои чувства. Никак. Мы выбираем сами. Любить или не любить, дать чувству расцвести или убить его в зародыше, ждать или не ждать ответа, открыться или потаить все в себе. Понимаешь?
Тони медленно кивнула. Она понимала.
– Вот. Я свой выбор сделал. Я позволил себе полюбить. Я позволил себе быть неосторожным. Я. Не ты.
– Не я…
– Я знаю, что ты меня не любишь. И ни на чем не настаиваю. А теперь и ты знаешь, что я буду рядом с тобой. Всегда.
– Всегда?
– И снова – я ни о чем не прошу. Я не стану вмешиваться в твою жизнь, если ты мне этого не позволишь. И… если захочешь выйти замуж, – тут дрогнул голос даже у Эрнесто, есть пределы прочности и у некромантов, – я не стану тебе мешать. Никак. Моя любовь тебя ни к чему не обязывает. Только меня.
Тони качнула головой.
– Нет… Эрнесто…
– Нет, – поднял руку некромант. – Сейчас не надо ничего говорить, прошу.
– Но я…
– Ты меня не любишь. Тебе сейчас неловко. Неудобно. Я все это понимаю… Тони, прошу тебя. Не надо. Не принимай решения сейчас, хорошо?
– Х-хорошо…
– Я вернусь завтра, и мы все обсудим. Когда ты все обдумаешь.
– Я… да.
Эрнесто сделал шаг назад – и аккуратно прикрыл за собой дверь. Дошел до мобиля и почти рухнул на заднее сиденье. Завести бы мобиль, уехать, но сил не было. Сердце колотилось в груди, словно от бутыли вина, голова кружилась, и руки были ледяными.
Нелегко дается благородство. Даже некромантам.
* * *
Альба Инес лежала в палате.
Одна.
Совсем одна… если не считать растущего внутри нее комка жизни…
Жизни. Да, жизнь кончена.
Кому она теперь нужна – такая?
Забегала Паулина, но быстро ушла. Принесла каких-то конфет, апельсинов… говорит, сама еще слаба, но это она, конечно, врет! Вот Альбе плохо. А Паулина… что с ней будет?
Подумаешь, поболела немного?
Встала, да и пошла…
Антония заходила один раз. И то Альба ее не видела. Она как раз спала, поэтому вкусности от Тони ей передали уже потом. После пробуждения.
Вот еще – стерва!
Что мешало Антонии прийти позднее? Не умерла бы Альба, вот еще не хватало! А от ребенка избавиться удалось бы! Так ведь нет!
Не дала!
И теперь внутри Альбы растет гадкий крохотный комок. А потом он будет все больше и больше, расползется фигура, придется кормить грудью… Альба видела такое у подруги.
Бэ-ээээ…
Все эти вены, молоко, которое капает, бессмысленная мышиная мордочка… а она улыбается. Словно в этом существе есть нечто хорошее…
Альба, конечно, хвалила и мать, и ребенка, и восхищалась, и улыбалась, и умилялась… и боролась с желанием удрать и вымыть руки. Пакость, тьфу!
А теперь ей это предстоит испытать на себе. Только подруга-то замужем, а Альба… сейчас хоть и не старые времена, из дома ее никто не выгонит, но насмешек нахлебаться придется вдоволь!
Альба едва не застонала. Но скрипнула дверь, и в палату вошел ее отец.
– Папа, – хлюпнула носом Альба.
Адан Аракон укоризненно покачал головой.
– Глупая моя девочка. – И так это было сказано, что Альба мигом успокоилась. И все плохие мысли отбросила, и разжался тяжелый ледяной кулак, сжимающий внутренности. – Дочка, ну что ты творишь? Как у тебя только ума хватило на такое окаянство?
Альба шмыгнула носом раз, другой… и разрыдалась. Адан присел рядом с ней на край кровати, обнял дочку и принялся гладить по черным волосам. Пусть поплачет всласть.
Когда Тони ему рассказала… он долго думал. Потом сказал Розе, что Дженио оказался подлецом и негодяем, бежал, а Альба была ранена при его бегстве. Нет-нет, не опасно, но ей рекомендовали полежать немного в больнице.