А сейчас я чётко осознаю, что нахожусь в опасности. Что кто-то убил моих родителей. Убил, потому что до меня хотел добраться.
— Успокойся, Лера, — Чернов обхватывает моё лицо и дёргает на себя, устанавливая со мной зрительный контакт. Смотрит очень пристально, не позволяя мне отвернуться. Я чувствую, как подушечки его больших пальцев вырисовывают круги на моей коже. От чего дрожь в теле сменяется мелкой россыпью мурашек. Наши лица настолько близко, что носы практически соприкасаются, и я чувствую жар его дыхания на своих губах. Оно тяжёлое, рваное, такое же, как у меня в данный момент. — Я разберусь со всем, ты слышишь? Я тебе обещаю. Никто тебя не обидит. Никто и пальцем до тебя не дотронется. Я переломаю хребет любому, кто хотя бы просто посмотрит в твою сторону.
Его слова, горячие, импульсивные, сказанные с каким-то особенным нажимом, проникают в самую душу и выворачивают её наизнанку. Я как мазохист, чувствую какое-то болезненное удовольствие от того с какой уверенностью Костя заявляет, что не даст меня в обиду. И верю ему.
Просто потому то Чернов не оставляет мне другого выхода. Ему невозможно не довериться.
Его руки продолжают сжимать моё лицо. Большой палец соскальзывает вниз и очерчивает линию губ, замирая на нижней. И я чувствую, как моё дыхание учащается, а сердце начинает стучать с бешеной скоростью.
Как загипнотизированная смотрю в глаза Чернова. Зелёные вкрапления на голубой радужке сейчас контрастируют особенно сильно, делая мужчину ещё больше похожим на хищника.
Он медленно приближается к моему лицу. Скользит руками по горлу вниз и сжимает плечи. Ведёт носом по щеке, заставляя меня задыхаться от распирающих грудь эмоций.
Ресницы начинают подрагивать, и я прикрываю глаза, полностью отдаваясь ощущениям. Сердце бьётся в груди с такой остервенелой скоростью, что его молниеносные удары, отдаются пульсацией в вене на моём горле, и я чувствую, как Костя прижимается к ней губами, заставляя меня задыхаться от необъяснимых эмоций.
Губы мужчины начинают скользить выше, ведя дорожку по горлу до подбородка и замирают в миллиметре от моих губ. Кажется, я даже перестаю дышать, с силой сжимая руки, лежащие на коленях.
И в тот момент, когда уже практически чувствую Костины губы на своих, слышу отдалённо знакомый мужской голос.
— Лера! — вздрогнув, резко распахиваю глаза и отстраняюсь от Чернова на приличное расстояние. Вскидываю голову и замечаю приближающегося к нам Виктора Осипова. — Вы уже здесь? Что же не идёте в кабинет?
В смятении разглядываю папиного зама, пытаясь понять, заметил ли он, что только что происходило между мной и Костей. Но судя по его расслабленному выражению лица, он ничего не видел.
— Здравствуй, Виктор. — Поднявшись с корточек, Костя пожимает Осипову руку. Лицо его при этом остаётся невозмутимым. Как будто ничего особенного только что не происходило. — Лере стало нехорошо. Нам пришлось немного задержаться.
— Лера, ты как? Всё нормально сейчас? — Виктор окидывает меня взволнованным взглядом и, сев на скамейку рядом со мной, кладёт ладонь поверх моей руки. — Может тебе воды принести или врача вызвать?
— Нет, спасибо, — вымученно улыбаюсь, всё ещё чувствуя неловкость. — Всё в порядке. У меня просто… голова закружилась. Со мной такое случается после аварии.
— Ну, хорошо. Тогда, может, поднимемся ко мне в кабинет?
Коротко кивнув, смотрю на Костю и замечаю его ледяной взгляд, застывший на руке Осипова, лежащей поверх моей. Непроизвольно сама одёргиваю ладонь, почему-то ощущая неловкость.
Это моё движение не остаётся не замеченным для Виктора, но, к счастью, мужчина никак его не комментирует.
Поднявшись со скамейки, Осипов проводит нас на второй этаж и распахивает дверь просторного кабинета, внутри которого нас уже дожидается юрист Чернова.
Застыв на пороге, с интересом разглядываю помещение. Довольно лаконичное. Блуждаю взглядом по светлым обоям, нескольким абстрактным картинам, украшающим стены. В углу стоит напольный горшок с каким-то высоким зелёным растением. А когда фокусируюсь на рабочем столе, замираю, упираясь взглядом в фоторамку, стоящую возле компьютера. Она слегка повёрнута вбок и поэтому я могу видеть кусок изображения за стеклом. На котором безошибочно узнаю себя.
***
Пока мужчины пожимают друг другу руки, подхожу к столу и беру рамку с фотографией, разглядывая собственное изображение. Я сижу на качелях, со слегка откинутым корпусом, очевидно, раскачиваясь, и улыбаюсь.
Провожу рукой по фотографии, чувствуя, как подушечки пальцев в тот же момент начинает покалывать, и по телу словно проходит небольшой разряд электрического тока, ударяя прямо в мозг и вызывая в нём вспышку воспоминания.
Я помню этот снимок. Это моя мама его сделала примерно год назад. Мы с ней тогда весь день вместе провели. Просто гуляли по магазинам, вечером работали в саду нашего дома. Мама любила цветы. Сейчас я вспоминаю это тоже совершенно отчётливо. И у нас в саду было много клумб, которыми она занималась сама, а я ей помогала.
Когда мы плодотворно потрудились над одной из них, я присела на качели. У меня было хорошее настроение, мы шутили, улыбались. И в этот момент мама меня сфотографировала. Это был очень хороший день.
Вопрос только один.
— Откуда у вас эта фотография?
Обернувшись, смотрю на Виктора, который в этот момент обсуждает с Черновым и его юристом детали договора.
— Это кабинет твоего отца, Лера, — отвечает, оторвавшись от бумаг. — Надеюсь, ты не против, что я временно его занял? Здесь находится вся документация. Мне было проще самому переехать сюда, чем перевозить к себе содержимое кабинета. А фотография уже примерно год стоит на столе Павла Сергеевича.
Значит, это папино место… На душе становится тепло и в тоже время печально, когда я думаю о том, что каждый день отец смотрел на моё изображение. Любил меня настолько, что не хотел расставаться ни на секунду.
— Нет. Конечно, я не против, — сглатываю застрявший в горле ком. — Вы можете остаться в этом кабинете насовсем, если вам так удобнее.
Пока мужчины продолжают обсуждать пункты договора, оглядываюсь по сторонам, более детально рассматривая кабинет. Замечаю в дальнем углу чуть приоткрытую дверцу плотяного шкафа из которого выглядывает край пиджака.
Подхожу ближе и дотрагиваюсь до рукава.
Это папин пиджак. Не знаю почему, но я определённо точно уверена в этом. От него пахнет отцовским парфюмом. Прижавшись лицом, вдыхаю в себя знакомый аромат и в этот момент чувствую как на мои плечи ложатся тяжёлые мужские руки. Мне не нужно оборачиваться, чтобы узнать, кому они принадлежат. Потому что только один человек может дотрагиваться до меня так непринуждённо. И касание только одного мужчины вызывает во мне такие эмоции.
— Лера, юрист всё проверил, — слышу за спиной голос с лёгкой хрипотцой. — Ты можешь ещё раз сама перечитать бумаги, и если тебя всё устроит, подпишешь.