И призадумался я, а куда дальше мне свои мощи беспокойные направить-то? Можно, конечно, объехать места известные дозором, на нервы всяким знакомым подействовать. Но душенька моя злодейская на данный момент вполне удовлетворена.
А значит, надо в место неизвестное наведаться, на новых людей посмотреть, себя красивого показать.
Так что присел я на сидение байка, развернул карту и стал её разглядывать. С результатом, а не как в прошлый раз. Ну, селения различной населённости — это понятно, как нибудь заеду, полюбуюсь. А вот на что меня натолкнуло полотенце с поняшей: стойбище кентавров. Или деревня, или кентаврище, как угодно назвать можно.
Данные металюди имели ярко выраженный “берсерк-мод”, причём нелёгкий и взрывной характер. Марь Васильевна, судя по рассказам, была святая, во плоти. Потому как, судя по описаниям, должна она сидеть в перекорёженной и гнутой приёмной, залитой кровишшей и замусоренной обломками костей незадачливых посетителей.
Да и один из кентаврячьего племени, регулярно мелькающий на рынке Зеленюков (единорогами торговал) редкий день проводил без развесёлого группового избиения. Группы избитых, почёсывая синяки, разбегались. Кентавр вздыхал и медитировал — йогой какой был до изменения. И общепризнанно считался САМЫМ вменяемым, кроме разве что Марь Васильевны, из всего их племени.
И вот, живёт поселение из полутора сотен конечеловеков. Вдобавок, там же анклав минотавров. Немного, морд двадцать. Потому как остальных перебили нахрен, причём даже в толерантных Зеленюках.
Потому как минотавры, помимо столь же лёгкого и приятного характера, как и кентавры, обладали чуть ли не генетически заложенной страстью к каннибализму. Ну, не генетически, а небывальски… В общем, понятно. И скорее людоедству, в данном случае.
Но не вполне воздержанных минотаров нетолерантные человеки нахрен извели. А воздержанные, чтобы не страдать от присутствия желанной нямки на двух ногах, поселились рядом с кентаврами. С которыми у них мир, любовь, жвачка и радостное взаимное мордобитие, судя по рассказам.
Кроме того, Минотавры оказались на удивление подкованы не просто в кузнечном деле, а именно в магокузнечном. Лили какие-то запредельные бронзы, на которые у меллорнских техномагов и зеленюковских механиков неудержимо слюноотделялось.
В общем, вышел у полуконяшек с полукоровами вполне удачный симбиоз. Но человекам, как понятно, к их стойбищу приближаться не стоило, потому что прибьют. Не столько от злобности, сколько от души прекрасных порывов. Ну а мне — пофиг. И морду и сам набить смогу, при желании, резонно рассудил я.
Нет, бегать по кентаврятнику с воплями “выходите бицо” я, конечно, не собираюсь. Но посмотреть — интересно, факт. Спрошу, всё ли у них хорошо с нечистью, ну и если всё нормально — уеду, окончательно решил я, седлая байк.
И, под причитания искривлённых сестричек, о том, как они хотят камушек, погнал в намеченном направлении.
Сестрички причитали, дорога шуршала. А я, от нефиг делать, опять думал.
Дело в том, что “проскочив” год на свидании с Болью, я как-то, в определённой степени, воспринимал сложившееся житьё-бытьё человеков как некий устоявшийся порядок.
А это, по совести, ни хера не так! Год назад предыдущее человечество умерло. Как цивилизация — точно, вдобавок масса людей, большая часть, на минуточку — как люди. С концами. Далее, болезни, небывальщина… В общем, не то, что нестабильность в головах — хорошо, что маньячил и психов запредельных вокруг не орда. Да и разумные… да все крышей поехали, как и я.
Далее, социальные всякие там модели. Так, в Зеленюках — условно-демократическая анархия. Двуединая, ведьмы-Степаныч. С коммунистическим ароматом — ну, тут он везде, когда жопу припекает, человеки почему-то всегда к коммунизму в той или иной форме тянутся. С пещер, мдя.
Что в Меллорнах точно — тоже чёрт знает. Вся моя информация с чужих слов. А у Ариски — вообще феодализм махровый, с коммунистическим же душком. На праве силы основанный, где Берегиня — барыня. Всей разницы, что ей от пейзан и не надо ничего материального. А в общем — так. И нечистиков под костяной пятой держит так, что не пикнут.
Но это так, отвлечённые рассуждения. А суть: прошёл год. Этого чертовски мало. И никто справку о десяти печатей, что изменение — это МОМЕНТ, а не ПРОЦЕСС, мне не давал. И прочим человекам тоже.
То, что сформировалось сейчас с людьми — основано на “видовой” магии изменённых, в общем — оказавшимися приличными разумными. Или боящимися, как изящно подметил Степаныч. Боящимися до ужаса, и от этого приличными.
С нечистью — то же самое. Та, что была — появилась сразу. Видно, жила в том или ином виде в небывальщине. А вот что напридумывали… Ну, предположим, болтается в небывальщине как этакая “идея”. Воплощения не имеющая. Но, вот как с Оператором — есть Жердяй. Очень похожий внешне, пусть и слабый нечистик. И эта идея одерживает нечистика. Идя по пути наименьшего сопротивления: проще в готовое, чем с нуля делать.
А то, что я прибил — ей если и не похер, то не критично. Отцепилась и полетела новое вместилище искать, а то и создавать.
Кстати, та хрень нездоровая в бассейне, из призраков детишек, с полпинка такой же пакостью может быть. В основе — игоши или мруны, например. Мавки тоже могут быть. Или навь обычная, как призраков “без выкрутасов” называли.
А вот конструкт — работа какой-то идеи. Которую я совершенно не обязательно знаю — не конспиролух я и не хикки, чтоб сутками сидеть в сети, всякую там мифологию разглядывая.
На этом я решил думать прекратить, потому что хватит. А ещё, обозначилась тропинка к кентаврятнику. Последняя обрамлялась лошадиными и коровьими черепами на столбах (обычными) в качестве пугательных украшений, типа “не влезай, прибьём!”
И была именно тропинкой, протоптанной скотинистыми металюдьми. В прямом смысле скотинистыми, а не как переносный я. Хотя может, и как я, посмотрим, рассудил я, заворачивая байк.
И вот еду я потихоньку. Природами окружающими любуюсь: кентавры и прочие жвачные обиталищем выбрали не леса, а поля. Ну, рощицы были, но в целом — холмистые поля с разнотравьем.
Бабочки там крылышками бяк-бяк, солнышко светит. Даже что-нибудь потяжелее врубать неохота.
И вот, въезжаю я, значится, в рощицу. И еле успеваю байк на дугу положить!
— СДУРЕЛА, КОНИНА БЕШЕНАЯ?!! — вежливо полюбопытствовал я у охреневшей конины, мало, что не под колёса мне бросившейся.
Кентавр, здоровый, как лошадь. До башки — метра три, если не больше. Мускулистый, в плане торса человеческого, запредельно. И рожа с бородкой, белобрысая, молодая. Бешеными глазами на меня зыркнула, в бородке пасть разинула и рявкнула:
— ВАЛИ НАХЕР, ПРИДУРОК, ПОКА ЖИВ! И БЕСИШЬ! — признала скотина.
Кстати, на боках конины, на торсе и под глазами наливались красноватым цветом полосы. Признак того, что “берсерк-мод” раскочегаривается.
— Сам придурок, — поднимая байк, уведомил психоконя я. — И сам нахер ступай. И вообще — здрасти, — вежливо поздоровался я.