Прозрение - читать онлайн книгу. Автор: Урсула Ле Гуин cтр.№ 46

Вожак обернулся и, толкнув меня посохом, заставил подняться.

– Идем! Вот доберемся, там и напьешься! – сказал он. Но один из его спутников, который тоже с жадностью пил, поднял голову и сказал ему:

– Да ладно, Бриджин, пусть пьет.

Вожак возражать не стал и подождал, пока мы не напились вдоволь.

Когда мы вброд переходили ручей, вода омыла мои истерзанные ступни чудесной прохладой, но потом боль в стертых ногах стала совсем невыносимой, а мокрые башмаки еще усилили эту пытку, и, когда мы добрались до лесного лагеря, я уже хромал вовсю. Сбросив свой груз оленины под открытым навесом, я наконец выпрямился и огляделся.

Если бы я пришел в это лесное селение из Аркаманта, оно, скорее всего, вообще никакого впечатления на меня не произвело бы. Несколько низеньких хижин, людей совсем немного, на лужайке у небольшого ручья растут высокие ольховины, а вокруг темная лесная чаща. Но я явился из диких краев, из своего одиночества, и этот поселок в чаще леса меня ошеломил, а присутствие незнакомых людей, от общества которых я совершенно отвык, даже, пожалуй, напугало.

Никто не обращал на меня ни малейшего внимания. И я, собрав все свое мужество, пошел к ручью, протекавшему в тени ольховин, и наконец-то утолил терзавшую меня жажду; затем снял башмаки и опустил свои окровавленные, горящие ноги в воду. Поляна была насквозь прогрета еще довольно теплым осенним солнцем, так что, немного поколебавшись, я снял с себя одежду, залез в ручей и как следует вымылся. Затем, как сумел, выстирал свою одежду, которая когда-то была белой. Белое платье надевает невеста во время церемонии обручения, в белый саван закутывают покойника, в белых одеждах люди провожают умершего в последний путь. Но сказать, какого цвета моя одежда теперь, не мог даже я. Она приобрела некий серо-коричневый оттенок и более всего напоминала старый половик. Впрочем, я и не думал, что смогу вернуть ей прежнюю белизну. Разложив выстиранные вещи на траве, чтобы немного подсохли, я снова залез в ручей и погрузился в воду с головой: мне хотелось хоть немного отмыть свои свалявшиеся космы. Когда же я вынырнул, то на мгновение ослеп: спутанные отросшие волосы совершенно залепили мне лицо. Я долго и тщательно тер и отскребал их, то и дело ныряя в ручей, а когда в очередной раз вынырнул, то увидел, что возле моих одежек на берегу сидит какой-то человек и смотрит на меня.

– Уже гораздо лучше, – одобрил он мой внешний вид.

Это был тот самый человек, который сказал вожаку, чтобы тот позволил мне напиться из ручья.

Он был невысок и смугл; на его высоких скулах рдел румянец; глаза были темные, узкие; волосы, подстриженные очень коротко, стояли ежиком. И говор у него был какой-то странный, нездешний.

Я вылез из воды, кое-как вытерся своим старым коричневым одеялом и натянул еще сырую рубаху, стремясь хоть как-то соблюсти приличия, хотя вокруг, похоже, были одни мужчины. Кроме того, я здорово замерз, и мне хотелось согреться. Солнце уже ушло с поляны, хотя небо было все еще светлым, и я весь дрожал, но все же не хотел пачкать грязной вонючей шапчонкой свои чистые волосы, ибо чистота эта досталась мне с превеликим трудом.

– Эй, – сказал мне мужчина, – погоди-ка. – Он куда-то ушел и вскоре вернулся, неся рубаху и еще кое-что из одежды; я даже не сразу понял, что это такое. – Надевай. Это, по крайней мере, сухое, – сказал он.

Я стянул с себя липкую, мокрую рубаху и надел ту, что он мне принес. Рубаха была из мягкого коричневатого полотна, сильно поношенная, с длинными рукавами, очень теплая и приятная на теле. Он подал мне какой-то второй предмет, черного цвета, из тяжелого плотного материала, и я решил, что это накидка или плащ. Я даже попытался набросить эту штуковину на плечи, но никак не мог понять, как же ее пристроить.

Мужчина некоторое время наблюдал за моими действиями, потом рухнул навзничь на берег ручья и захохотал, дрыгая в воздухе ногами. Он смеялся до тех пор, пока глаза его совсем не скрылись в морщинах, а лицо не приобрело багровый оттенок. Затем он перекатился на живот, встал на колени и продолжал смеяться, пока не прослезился. Хотя смеялся он не слишком громко, некоторые обитатели лагеря, услышав его смех, подошли к нам, посмотрели на него, на меня и тоже принялись хохотать.

– Ох, – с трудом промолвил наконец мой новый знакомец, вытирая глаза и садясь. – Ох, ну и посмеялся же я! Это килт, малыш. Его носят… – и он снова захохотал, даже пополам от смеха согнулся. – В общем, носят его… на другом конце туловища!

Я внимательно осмотрел «накидку» и увидел, что у нее есть пояс, как у штанов.

– Ладно, я и без этой юбки обойдусь, – сказал я. – Если ты не против.

– Нет, я не против, – сказал он, ухмыляясь. – Давай сюда мой килт.

– Что ж ты парню свои дурацкие юбки подсовываешь, Чамри? – спросил один из тех, что наблюдали за этой сценой. – Погоди, парень, сейчас я раздобуду тебе что-нибудь более пристойное. – Он ушел и вернулся с парой узких штанов, которые вполне мне подошли, хоть и были немного великоваты. Я с удовольствием их натянул, и он сказал: – Оставь их себе, все равно они мне теперь малы, на пузе не сходятся. Значит, это тебя сегодня Бриджин привел? Решил, значит, к нам присоединиться? И как же прикажешь тебя называть?

– Меня зовут Гэвир Арка, – сказал я.

Тот человек, что попытался одеть меня в килт, усмехнулся:

– Ага, значит, так и будем тебя звать.

Я непонимающе на него уставился, и он пояснил:

– Ты что, хочешь пользоваться именно этим именем?

Я так мало думал в последнее время, что мозги мои никак не желали просыпаться; им, видно, требовалось время для разгона. И я, решив, что мое полное имя звучит слишком торжественно, сказал:

– Можно просто Гэв.

– Ну, Гэв так Гэв, – пожал он плечами. – А я – Чамри Берн из Бернманта; я пользуюсь своим настоящим именем, потому что сейчас я так далеко от родного дома, что меня никому не выследить – ни по имени, ни по слухам, ни по приметам.

– Ага, он родом оттуда, где мужчины носят юбки, а женщины мочатся стоя, – пояснил один из собравшихся на берегу, и эти слова снова вызвали смех.

– Нижнеземельцы, что с них возьмешь! – презрительно бросил Чамри Берн, махнув в их сторону рукой. – Только свои Нижние Земли и знают! Ну, пошли, Гэв. Надо тебе клятву принести, если ты надумал с нами остаться. В общем, принеси скорей обет и получишь свой обед. Я, кстати, видел, как ты целую кучу мяса притащил, так что обед ты вполне отработал.

Бог Удачи, говорят, глух на одно ухо – на то самое, к которому мы и приникаем со своими мольбами, так что услышать нас он не может. А что он на самом деле слышит, к чему прислушивается, не знает никто. Поэт Дениос, например, утверждал, что бог Удачи слышит «грохот звездных колесниц на перепутье в небесах». Я знаю одно: пока я был погружен в глубины той всеобъемлющей тишины, где не было ни мыслей, ни воспоминаний, ни желаний, ни надежды, ни веры, бог Удачи оставался со мной. Я выжил, хотя мне было все равно, выживу ли я. И никто из незнакомых, совершенно чужих людей не причинил мне зла. Я нес с собой много денег, но меня не ограбили. Когда я остался один и готовился умереть, старый безумный отшельник заставил меня вернуться к жизни. И теперь бог Удачи послал меня к этим замечательным людям, и одного из них звали Чамри Берн.