Всегда возвращаясь домой - читать онлайн книгу. Автор: Урсула Ле Гуин cтр.№ 116

В тот день я видела самого Великого Кондора. Он вышел на балкон Дворца, чтобы посмотреть на этот полет. Считалось, что женщинам нельзя смотреть на Великого, ибо они могут осквернить его своим нечистым взором, но мне было все равно, оскверню я его или нет; я заботилась лишь о том, как бы кто не заметил, что я украдкой смотрю на него. Он был весь в золоте и в черном с золотом шлеме Кондоров с опущенной маской-клювом, так что я видела, вообще-то, не самого человека, а только его блестящую оболочку — почти ни кусочка живой плоти. Видимо, для Великого Кондоре внешность — первое дело.

Мой ребенок в тот день еще жил во мне, однако явно подумывал о том, чтобы перебраться во Второй Дом, то есть в мой Дом Синей Глины. Прошло еще несколько дней, и он окончательно решил, что пора ему родиться на свет; так я стала матерью маленькой дочки, крепенькой и сложенной удивительно пропорционально. Когда я впервые увидела ее «розовый цветок» и поняла, что это девочка, то мысленно произнесла благодарственную хейю, ибо если бы она решила родиться мальчиком, то мальчик непременно «принадлежал» бы моему мужу и стал бы Кондором. Но поскольку она решила родиться девочкой, то никому особенно нужна не была, кроме меня, Эзирью и Сьясип. Ее фамильное имя было Ретфорок, и служитель их Единственного назвал ее Данарью, что значит Женщина, Дарованная Единственному. Имя звучало приятно, и я звала ее так в присутствии мужа и остальных родственников, но, когда мы с ней оставались одни, я называла ее одним из тех имен, какие обычно дают некоторым перепелкам в Синшане: Экверкве, Бдительная Перепелка. Так называют одну птичку из стаи, которая всегда сидит на ветке и внимательно смотрит вокруг, пока остальные спокойно пасутся на земле в сезон дождей, до наступления брачного периода. Глазки у моей малышки были ясные, словно у перепелки-наблюдательницы, и она была вся такая кругленькая, пухленькая, а на макушке — небольшой хохолок: настоящая перепелочка.

Что же касается нас, взрослых, то мы ни полнотой, ни пухлостью как раз не отличались. Продовольствия в Саи в те годы было очень мало и еда была скудной. Единственный некогда повелел Великому Кондору построить Столицу на залитой лавой равнине, чтобы обезопасить ее от врагов, однако в этой черной пустыне почти ничего не росло, и жители города вынуждены были доставлять пищу издалека. А поскольку они упорно продолжали плодиться и рожать как можно больше детей, им приходилось уходить в поисках пропитания все дальше и дальше, к тому же многие из тьонов и онтик, которые раньше выращивали зерно и овощи, или разводили скот, или охотились, были теперь заняты на великих стройках и делали Оружие, а также снабжали это оружие горючим. Зерно, которое должны были бы съесть люди и животные, теперь пожирали машины. Воины Единственного стройными колоннами проходили по улицам Саи в священных процессиях и пели:

Наша пища — победа, А битва — вино, С Единственным все нам на свете дано!

Единственный все завоюет!

А смерти не существует!

Но я-то держала в своих руках крохотное смертное существо, я кормила ее грудью, давая ей пищу — иначе новорожденная просто умерла бы. Ну а она, моя Бдительная Перепелка, в. свою очередь, давала пищу моей душе — своей жизнью, своими нуждами поддерживала меня. Даже если Единственный — это не просто слово, то что иное, кроме пищи, способно поддержать его плоть?

Жертвоприношения, которые совершали Дайяо, должны были принести им благополучие и покой, когда их Птенчики отправятся на войну. Беда только в том, что все люди, жившие где-либо по соседству со страной Кондора, давно уже перекочевали в другие места или же, если и остались, готовы были воевать, но не платить дань ни продуктами, ни рабами, ни чем-либо еще. Это стало ясно уже всем и, по мере того как жизнь в Саи становилась все труднее, тот давешний план Тертеров — передвинуть Столицу к югу, в более благодатные и цветущие районы, — снова начал широко обсуждаться. Беспокойный дух кочевников Дайяо все еще был жив в них, и образ их жизни по большей части был куда лучше приспособлен к условиям кочевья, а не оседлости. Женщины в семье Ретфорок вовсю вели разговоры о том, чтобы отправиться под крылом Великого Кондора к югу, где, конечно же, будет полно еды, много травы и деревьев, где много скота и всяких интересных вещей, и, надо сказать, мужчины слушали их с любопытством, хотя вроде бы на болтовню женщин, считавшуюся глупым пустословием, им не следовало обращать внимания. Но поскольку у Дайяо не принято было обсуждать что-либо публично, на каком-нибудь собрании или совете, как это обычно делают все нормальные люди, то и не находилось способа уладить все разногласия и прийти к общему решению. Так что в итоге бродившие в воздухе идеи стали мнениями, согласно которым люди со временем разделились на разные, враждебные друг другу группировки.

Кондоры Ретфорок все же оказались среди тех, кто требовал, чтобы Столица осталась на прежнем месте, там, куда указал Палец Света, а по огненному следу Птенчиков пусть идут только солдаты, когда начнется война. И хотя женщины у нас в доме продолжали лелеять мечту о более подходящем месте для житья, они тоже боялись переселения, потому что большая их часть всю свою жизнь провела за стенами города, в домах, на женской половине. Они так же мало знали о других городах и народах, как и я в детстве, когда впервые ходила с бабушкой в Кастоху. Даже Воины Кондора были весьма невежественны в том, что касалось жизни других народов, особенно их обычаев и образа мыслей, хотя порой по несколько лет жили среди чужеземцев. В Обществе Искателей говорили, что торговля и познание мира идут рука об руку, как и невежество с войной. А еще, по-моему, раз Дайяо считали, что все на свете принадлежит Единственному, то и решали все просто: не так, так эдак. Они и представить себе не могли, что решений может оказаться более двух.

Экверкве еще не исполнилось и года, когда начались волнения среди захваченных в рабство людей, которых заставляли работать в полях, на шахтах и в мастерских; к тому же некоторые тьоны тоже начали вольничать, воровать и даже уходили в леса или на восток, где жили вместе с зайцами в зарослях полыни. На одной из шахт в горах, недалеко от Круглого Озера, несколько мужчин-онтик убили охранников и сбежали далеко в Серебряные Горы. Я узнала об этом потому, что Великий Кондор приказал убить десятерых онтик из числа жителей Столицы, чтобы отплатить за смерть десяти солдат Кондора, убитых на шахте. Это было бы справедливо, если бы все Кондоры были по одну сторону, а все не-Кондоры — по другую: либо так, либо этак. Десять мужчин привязали к столбам напротив Дворца Великого в самом конце широкой красивой центральной улицы. Воины Единственного громко помолились Единственному, и солдаты Кондора подняли ружья, прицелились и расстреляли этих онтик в упор. Связанных. Этого я сама не видела, но мне об этом тут же рассказали. Это называлось Экзекуцией; она осуществлялась согласно Закону Единственного. Когда я об этом услышала, то в моей душе будто что-то оборвалось. Я увидела залитую солнечным светом центральную площадь в Кастохе, но не мать свою я увидела там: я увидела черных стервятников, которые, опустив головы, рвали клювами собственные животы, вытаскивали внутренности и пожирали их. Я бросилась в комнату к Экверкве, взяла ее на руки, и мы долгое время сидели с ней на полу в уголке, пока кошмарное видение не растаяло у меня перед глазами и не прошла вызванная им дурнота. Но с этого дня у меня уже не осталось ни желания, ни терпения быть Женщиной Кондора и следовать законам Единственного.