Красное и черное - читать онлайн книгу. Автор: Фредерик Стендаль cтр.№ 91

Нет, действительно, моя мысль не лишена глубины. Смертный приговор — это пока единственная вещь, которой никому не приходило в голову добиваться».

— Вы знакомы с графом Альтамирой? — спросила она г-на де Круазнуа.

По лицу её видно было, что она только сейчас очнулась, — вопрос её не вязался со всем тем, что вот уже целых пять минут рассказывал ей бедняга маркиз; он несколько опешил, и его учтивость не сразу пришла ему на выручку. А между тем это был весьма находчивый человек, славившийся своим остроумием.

«Матильда не лишена странностей, — подумал он. — Это, разумеется, не очень удобно, но какое замечательное положение в обществе она даст своему мужу! Не знаю, как ухитряется достичь этого маркиз де Ла-Моль, но он связан с самыми достойными и видными людьми в каждой партии; этот человек всегда будет на виду. Возможно, впрочем, что эти странности Матильды создадут ей славу оригинальной натуры. А когда человек знатен и богат, оригинальность уже перестаёт быть курьёзом, и тогда это будет выдающаяся женщина! Стоит ей захотеть — и это сочетание ума, характера и исключительной находчивости сделает её неотразимо обаятельной...» Так как хорошо делать два дела сразу — вещь нелёгкая, то маркиз, глядя на Матильду отсутствующим взором, отвечал ей, словно затверженный урок:

— А кто же не знает беднягу Альтамиру? — и принялся рассказывать ей историю этого неудавшегося заговора, смехотворного, нелепого.

— Ужасно нелепого! — отвечала Матильда, словно говоря сама с собой. — Однако он что-то делал. Я хочу посмотреть на настоящего человека; приведите его сюда, — сказала она жестоко уязвлённому маркизу.

Граф Альтамира был одним из самых откровенных поклонников высокомерной и чуть ли не дерзкой красоты м-ль де Ла-Моль: он считал её одной из первых красавиц в Париже.

— Как она была бы великолепна на троне! — сказал он маркизу де Круазнуа и охотно последовал за ним.

Немало людей из светского общества склонно считать, что заговор в XIX веке — верх дурного тона; от этого несёт якобинством. А может ли быть что-либо отвратительнее неудачливого якобинца?

Матильда, обмениваясь взглядом с г-ном де Круазнуа, посмеивалась над либерализмом Альтамиры, но слушала его с удовольствием.

«Заговорщик на бале — прелестный контраст», — думала она; Альтамира со своими чёрными усищами напоминал ей отдыхающего льва; но вскоре она обнаружила, что у него только одно на уме: польза, преклонение перед пользой.

Молодой граф не находил в мире ничего достойного внимания, за исключением того, что могло бы дать его стране правительство двухпалатной системы. Увидев входящего в залу перуанского генерала, он с видимым удовольствием покинул Матильду, первую красавицу бала. Потеряв надежду на Европу, после того как Меттерних завёл в ней свои порядки, бедный Альтамира вынужден был утешать себя мечтами о будущем, когда страны Южной Америки станут сильными, могущественными и возвратят Европе свободу, ниспосланную им Мирабо.

Матильду обступила толпа молодых людей с усиками. Она прекрасно понимала, что ей не удалось очаровать Альтамиру, и ей было досадно, что он ушёл. Она видела, как его чёрные глаза загорелись, когда он заговорил с перуанским генералом. М-ль де Ла-Моль разглядывала молодых французов с такой глубокой серьёзностью, какой не могла бы перенять ни одна из её соперниц. «Кто из них, — думала она, — способен навлечь на себя смертный приговор, предполагая даже, что все благоприятные обстоятельства для этого будут налицо?»

Её странный взгляд нравился глупцам, но многим делалось от него не по себе. Они опасались, что у неё вот-вот вырвется какое-нибудь острое словцо, на которое не будешь знать, что ответить.

«Знатное происхождение наделяет человека множеством всяких качеств, отсутствие которых оскорбляет меня, — я замечаю это на примере Жюльена, — думала Матильда, — но оно стирает те качества души, которыми заслуживают смертный приговор». В эту минуту кто-то сказал позади неё: «Ведь этот граф Альтамира — второй сын принца Сан-Назаро-Пиментеля. Его предок Пиментель пытался спасти Конрадина {148} , обезглавленного в 1268 году. Это одна из самых родовитых семей в Неаполе».

«Вот так подтверждение моей теории, — подумала Матильда, — будто знатное происхождение лишает человека той силы характера, без которой он не способен навлечь на себя смертный приговор!.. Нет, я, кажется, осуждена сегодня изрекать одни сплошные нелепицы. Ну, раз уж я всего-навсего женщина, как и все другие, что ж делать, придётся танцевать». И она уступила настояниям маркиза де Круазнуа, который уже целый час приглашал её на галоп. Чтобы забыть о своей неудачной попытке философствовать, Матильда решила быть обаятельной. Г-н де Круазнуа был наверху блаженства.

Но ни танцы, ни желание очаровать одного из самых красивых людей при дворе — ничто не могло развлечь Матильду. Она пользовалась невообразимым успехом; она была царицей бала, она сознавала это, но с полным хладнокровием.

«Какую бесцветную жизнь я буду влачить с таким существом, как этот Круазнуа, — говорила она себе час спустя, когда он подводил её к креслу. — А в чём же радость для меня, — грустно подумала она, — если после шестимесячного отсутствия я не способна чувствовать её вот на этом бале, о котором с такой завистью мечтают все женщины в Париже? И ведь каким успехом я пользуюсь среди этого избранного общества, лучше которого, я сама знаю, ничего и представить себе нельзя! Ведь из буржуа здесь только, может быть, несколько пэров да один или два человека вроде Жюльена. И подумать, — уже совсем грустно добавила она, — чем только не одарила меня судьба: известностью, богатством, молодостью — словом, всем, кроме счастья!..

Из всех моих преимуществ, пожалуй, самые сомнительные те, о которых мне твердят сегодня весь вечер. Ум, например, безусловно, потому что он явно пугает их всех. Стоит только коснуться чего-нибудь серьёзного, они уж через пять минут совершенно изнемогают и, точно совершив какое-то великое открытие, повторяют то, что я твержу им в течение целого часа. Я красива — это то самое преимущество, за которое госпожа де Сталь {149} отдала бы всё, и, однако, я умираю со скуки. А есть ли какое-нибудь основание думать, что я буду скучать хоть немного меньше, когда сменю моё имя на имя маркизы де Круазнуа?»

«Но, боже мой! — прибавила она, чуть не плача. — Ведь он же прекрасный человек. В наш век — да это верх воспитанности! На него поглядеть нельзя без того, чтобы он тут же не сказал вам какую-нибудь любезность, и даже не лишённую остроумия. Он храбр... Но какой странный этот Сорель, — подумала она, и выражение скуки в её глазах сменилось выражением гнева. — Я же предупредила его, что хочу с ним поговорить, а он даже не изволит показываться!»