Красное и черное - читать онлайн книгу. Автор: Фредерик Стендаль cтр.№ 121

Можно надеяться, что молодые солдаты, которых наберут якобинцы, будут разбиты в первой кампании, даже, быть может, во второй, но что касается третьей, то пусть я окажусь революционером в ваших предубеждённых глазах, — в третьей кампании вы увидите солдат тысяча семьсот девяносто четвёртого года, которые уже перестали быть деревенскими рекрутами тысяча семьсот девяносто второго.

Тут его прервали возгласы с трёх или четырёх мест сразу.

— Сударь, — сказал председатель Жюльену, — подите в соседнюю комнату и перепишите набело начало протокола, который вы вели.

Жюльен ушёл с немалым сожалением. Докладчик только что затронул некоторые предполагаемые возможности, которые были предметом постоянных размышлений Жюльена.

«Боятся, как бы я их на смех не поднял», — подумал он.

Когда его позвали снова, г-н де Ла-Моль говорил торжественным тоном, показавшимся Жюльену очень забавным, ибо он хорошо знал маркиза.

— ...Да, господа, и вот именно об этом-то несчастном народе и можно сказать:

Кем быть ему, чурбаном или богом? {204}

«Он будет богом!» — восклицает баснописец. Но это из ваших уст, господа, надлежит нам услышать эти великие, проникновенные слова. Начните и действуйте сами, и славная Франция явится снова почти такой же, какой сделали её наши предки и какой мы ещё видели её своими глазами перед кончиной Людовика XVI.

Англия, по крайней мере её благородные лорды, так же как и мы, ненавидит подлое якобинство, без английского золота, Австрия, Россия и Пруссия не в состоянии дать более двух-трёх сражений. Но разве этого достаточно, чтобы привести к столь счастливой оккупации, как та, которую так глупо упустил господин де Ришелье в тысяча восемьсот семнадцатом году? {205} Я этого не думаю.

Тут кто-то попытался прервать его, но попытку эту пресекло поднявшееся со всех сторон шиканье. Прервать пытался опять всё тот же бывший генерал императорской армии: он мечтал о голубой ленте и рассчитывал занять видное место среди составителей секретной ноты.

— Нет, я этого не думаю, — повторил г-н де Ла-Моль после того, как смятение улеглось, причём он так резко, с такой уверенной дерзостью подчеркнул это «я», что Жюльен пришёл в восторг.

«Вот это правильный ход! — думал он, и перо его летало по бумаге, почти не отставая от речи маркиза. — Одно слово, сказанное так, как надо, и г-н де Ла-Моль сводит на нет двадцать кампаний, проделанных этим перебежчиком».

— И не только на чужеземцев следует нам рассчитывать, — продолжал маркиз самым невозмутимым тоном, — в наших надеждах на новую военную оккупацию. Вся эта молодёжь, которая пишет зажигательные статейки в «Глоб» {206} , может вам дать три-четыре тысячи молодых командиров, среди коих, возможно, найдутся и Клебер, и Гош, и Журдан, и Пишегрю {207} , только далеко не такой благонамеренный на сей раз.

— Мы не позаботились создать ему славу, — сказал председатель. — Следовало бы увековечить его имя.

— Необходимо, наконец, добиться, чтобы во Франции было две партии, — продолжал г-н де Ла-Моль, — но чтобы это были две партии не только по имени, а две совершенно чёткие, резко разграниченные партии. Установим, кого надо раздавить. С одной стороны, журналисты, избиратели, короче говоря, общественное мнение; молодёжь и все, кто ею восхищается. Пока они себе кружат головы собственным пустословием, мы, господа, пользуемся великим преимуществом: мы распоряжаемся бюджетом.

Тут его опять перебили.

— Вы, сударь, — обратился г-н де Ла-Моль к перебившему его, и при этом с удивительным спокойствием и крайним высокомерием, — вы, если вас задевает моё выражение, не распоряжаетесь бюджетом, а просто пожираете сорок тысяч франков государственного бюджета плюс восемьдесят тысяч, которые вы получаете по цивильному листу {208} .

Хорошо, сударь, раз вы меня к этому вынуждаете, я позволю себе, не стесняясь, привести вас в пример. Подобно вашим благородным предкам, которые пошли за Людовиком Святым в крестовый поход, вы за эти сто двадцать тысяч франков должны были бы выставить нам по крайней мере один полк, — да что я говорю, хотя бы одну роту, ну, пол роты, или пусть это будет хоть пятьдесят человек, готовых сражаться и преданных правому делу на жизнь и на смерть. А что же у вас? Одни лакеи, которые, случись бунт, вам же и зададут страху.

Трон, церковь, дворянство — всё это может завтра же рухнуть, господа, если вы не позаботитесь создать в каждом департаменте вооружённые отряды из пятисот преданных людей, я говорю преданных не только со всей французской доблестью, но и со всей испанской стойкостью.

Половина этих людей должна состоять из наших сыновей, наших племянников — словом, из родовитого дворянства. И каждый из них должен иметь при себе не пустого болтуна-мещанина, готового нацепить на себя трёхцветную кокарду, если повторится тысяча восемьсот пятнадцатый год {209} , — нет, простого крестьянского парня, простодушного, чистосердечного, вроде Кателино {210} . Наш дворянин будет его наставником, а всего лучше, если возможно, чтобы это был его молочный брат. Пусть каждый из нас отдаст пятую долю своих доходов, чтобы создать в каждом департаменте этакий маленький преданный отряд из пятисот человек. Вот тогда можно смело рассчитывать на иностранную оккупацию. Но никогда чужеземный солдат не дойдёт даже до Дижона, если у него не будет уверенности, что в каждом департаменте он найдёт полтысячи вооружённых друзей.

Иностранные короли до тех пор не будут вас слушать, пока вы не заявите им, что у вас есть двадцать тысяч дворян, готовых взяться за оружие для того, чтобы распахнуть перед ними ворота Франции. Это тяжкая повинность, скажете вы. Господа, этой ценой мы спасаем наши головы. Между свободой печати и нашим существованием как дворян идёт борьба не на жизнь, а на смерть {211} . Становитесь фабрикантами либо крестьянами или беритесь за ружьё. Можете робеть, коли угодно, но не будьте глупы, откройте глаза.