— И ещё подполковник должен послать нам помощь, верно?
— Весь Седьмой отдел через час будет под землёй, я уверена. Но найти нас трудно, Тофик проследит путь только до той камеры, где обвал. Придётся потерпеть ещё.
— Придётся, — согласился Омар. — Жаль, что они сожрали мою руку. Теперь уже не пришьёшь. А ты зубы новые вставишь, ещё лучше прежних. Да, начальница?
— Не утешай меня, Омар.
Потом Кривонос просунул между разбитыми губами Наташи член, задергался, заухал. Остальные бросили смотреть на мучающегося бомжа, подошли к нему, вожаку. Тот иногда доставал член и показывал им, с головки капала кровь. Тильзиты ухали. Один положил руку Наташе на лоб, надавил пальцем на глаз, но Кривонос одним ударом отбросил товарища в сторону. И всё — никаких обид, разговоров, даже жестов не было. Животные и те общительнее.
Закончив, Кривонос передал Наташу другому, она назвала его Ушастик, за лопоухость. Имена нужны, чтобы не перепутать тильзитов, когда ребята из Седьмого доберутся сюда. Имена нужны, чтобы лучше запомнить. Данилова решила кастрировать их сама, ножом Кривоноса, и пусть только Тофик попробует помешать! А потом перерезать Кривоносу горло, вытащить через рану язык. «Сицилийский галстук» — какая глупость! Да они знать не знают, что такое галстук. Случайно научились и теперь развлекаются, только и всего.
Половая система у тильзитов вполне человеческая, вот ещё полезная информация для Тофика. Сволочь, почему же он не успел, почему не пришёл навстречу, не вытащил наверх? Сейчас сидит в машине, рядом, наверное, Раиса, они чертят на планшете планы, вытаскивают из постелей оперативников. И Тофик пьёт сок, а Раиса вздыхает, что она на службе и не может покурить».
— Это люди, Омар. — Когда Наташа говорила, ей было не так больно, зато потом ещё больнее. К тому же привычные слова не давались: Наташа шепелявила, сипела, глотала звуки вместе с кровью из разбитой десны. — Никакой мистики. Обычные люди.
— Не совсем обычные, — не согласился бывший бомж. — Они не разговаривают, они едят сырое мясо и любят мучить.
— Дикари.
— Да, наверное...
— Чем дикарю развлекаться? Пожрал, поспал, нашёл женщину. А что для души? Можно нарисовать рисунок. А можно сломать врагу пальцы и смотреть, как он корчится.
— Ещё эти дикари видят в темноте, Наташа.
— Невозможно. В полной темноте не видят даже кошки и крысы. Ты сам говорил, что бомжи умели ходить здесь без света, на ощупь.
— Не так быстро ходили, вот в чём дело. И не так ловко перехватывали друг у друга груз. Патрульный, что ты всё молчишь?
— Всё хорошо, — отозвался Мартиросян. Наташа и забыла, что он сидит совсем рядом. — Всё хорошо.
Она опять сплюнула. Данилова старалась плевать пореже, потому что после этого кровь накапливалась очень быстро. Ничего, скоро всё подживёт, вот только вытолкнуть бы этот зуб. Она без конца шевелила пальцами и всё же почти уже не чувствовала скрученных кистей.
— Чем нас связали?
— Похоже на корни внизголова, не знаю, как правильно это растение называется. Если нет верёвки, то можно скрутить несколько штук, мы так часто делали.
Наташа вздохнула и сморщилась от боли. Сломано ребро или несколько. И руки, если пройдёт ещё несколько часов, уже не спасти.
— Эй! Твари! Хоть развяжите нас!
Никто не ответил. Да здесь ли тильзиты? Что, если они уже ушли, растворились в вечной темноте подземелий? Наташа, постанывая от боли, попробовала встать и тут же получила удар. Определённо тильзиты видели в темноте.
— Не нужно, — попросил Омар. — Остаётся только ждать и терпеть.
— Нас найдут.
— Конечно!
— Почему мы их не видели, Омар?
— Не знаю. Я даже не понял, откуда они вышли, со стороны тоннеля или из моей норы. Там кто-то копал мне навстречу... И выстрелить из арбалета я не успел.
— И я не успела. Я хреновый полицейский, хуже, чем Коваль. А диггер успел пострелять, да не попал.
— Кто такой Коваль?
— Уже никто. Они убили его гранатой. Скажи, разве у бомжей были гранаты?
— Нет, но у цыган много чего было. Мы не вникали, что у них за дела между собой, но иногда надо было унести поглубже труп... — Бомж тихо засмеялся. — Ну, не иногда, часто. Трупам не место наверху, цыгане отправляли их к нам. Я потом уже узнал, какой это выгодный бизнес. Нет трупа, нет и убийства. Да, начальница? Ну а мы, как ты знаешь, в голодные годы знали, как спрятать тело понадёжнее...
— Примерно знаю... — Наташе показалось, что она нащупала пальцами камень. — Можно перетереть эти верёвки?
— Всё можно перетереть, вопрос времени. А времени у нас, наверное, не очень много. Кто-то пришёл.
— Откуда ты знаешь? — Данилова не слышала ни звука.
— Ветер, запах... Это только бомжи понимают. Кровью пахнет.
— От нас, наверное.
— Нет, что-то свежее... Может быть, это кровь диггера, может быть — тильзитов. А может быть, твоих приятелей из Седьмого отдела. Может быть, подполковник уже полез нас спасать.
— Он не такой идиот. Сергей, с тебя тоже сняли рюкзак?
— Да, Наташа.
— Голова болит?
— Нет. Всё хорошо,
Данилова снова сплюнула. Кажется, попала как раз в патрульного, ну и отлично. Зачем она потащила его вниз?.. Впрочем, это бы ничего не изменило; останься Мартиросян в добром здравии, не превратись в равнодушное животное, всё равно не попал бы в этих призраков. Скорее уж стоило пожалеть беднягу, но Наташе этого никак не удавалось.
— Омар! Надо что-то предпринять!
— Одной руки у меня нет, вторая переломана и прикручена к поясу. Что я могу сделать, начальница? Только ждать и терпеть.
Данилова ничего не успела ответить, потому что её схватили за плечо и рванули кверху. Она вскрикнула, звук отразился от потолка... Судя по высоким сводам, они находились в основном тоннеле старого метро, вот только она не могла сообразить, в каком именно. Их тащили долго, не меньше двух часов, а продвигались тильзиты удивительно быстро. Вполне возможно, что по узким осыпающимся ходам пленников увели на другую ветку, туда, где Тофик не догадается их искать.
Зашипел от боли бомж, рядом в темноте кто-то радостно заухал. В этих звуках не было никаких человеческих эмоций, но означали они наверняка удовлетворение. Что же ещё? Может быть, смех... Сергей прошёл мимо, толкнув Данилову плечом, потом потащили и её. Тильзиты видели в темноте. И видели очень хорошо.
Когда путь проходил через какую-то трещину в бетонной заглушке, Наташа сильно ободрала щёку, даже заплакала от боли. На этот раз никто не ухал. Крысы быстро шли, почти бежали вперед, но их шаги звучали приглушённо, будто шорох. Данилова не помнила, что у них за обувь. Наверное, что-то тряпичное, мягкое.