Но первые шаги мне пришлось делать самой, в одиночку.
– Если уж тебе так неймется, начинай работать, – сказал Мики с оттенком злорадства. – Выбери кого-нибудь из выигравших, езжай к нему, поговори, разнюхай что к чему. С этим ты справишься гораздо лучше меня. Дай бедному раненому партнеру отдохнуть и подлечиться.
С этим уже было трудно поспорить: устрашающие шрамы на Микином животе нуждались хотя бы в относительном покое. Я засела за список. Как и следовало ожидать, клиенты социальных служб оставили в Сети крайне слабый отпечаток – ни тебе Фейсбука, ни тебе Твиттера. К тому же почти никто из них не работал; единственным источником крайне небогатой информации об этих людях были файлы социального страхования. Промучившись целый день, я решила действовать наугад, методом тыка, используя адреса и телефоны из тех же соцстраховских картотек. Первые попытки телефонных контактов, если их можно так назвать, вышли не слишком удачными: какие-то номера оказались наглухо отключенными, где-то никто не отвечал, а там, где соизволили ответить, вешали трубку сразу же после моего «здрасте». Удача сменила гнев на милость лишь под вечер, когда я почти потеряла надежду.
– Привет, – ответил слегка заторможенный, но вроде бы приятный женский голос.
– Ронит Маталон?
– Да…
– Ронит, я так рада, что застала вас дома… – поспешно затараторила я. – Меня зовут Ципи Варди, я продюсер, организую мероприятия и торжества. У меня к вам хорошее предложение, которое вам несомненно понравится. Можно к вам заехать? Скажем, завтра в полдень? Если это удобно… если нет, можно в другой день…
Одним духом выпалив эту тираду, я перевела дыхание и замолкла в ожидании ответа. Ронит не торопилась отвечать.
– Ронит?
– Да…
– Вы слышали – у меня к вам…
– Слышала… – пещерным эхом отозвалась Ронит. – Вы продюсер. Циля Варди.
– Ципи! – жизнерадостно поправила я. – Так мы договорились? Завтра в полдень? У вас?
– Завтра в полдень… – повторила она. – Знаете, госпожа Ципи, у меня не прибрано. Давайте лучше в кафе. Или, может…
«Вот уж нет, – подумала я. – Если уж разнюхивать, то прямо у тебя в гостиной, в ванной, в сортире, на кухне – там-то вся подноготная и живет. Ишь ты, в кафе меня тянет, хитрюга…»
– Что вы, что вы, ни в коем случае! Встреча обязательно должна быть у вас! – воскликнула я. – Дело в том, что сеть супермаркетов «Гиль» организует рекламный выезд в Эйлат для победителей лотереи. Отель пять звезд! Две ночи! Можно взять с собой детей! Представляете? Но для этого нужно сначала сделать парочку фотографий у вас дома. Такое условие, Ронит. Всего две фотки. Для этого необязательно мыть полы. Выберем фотогеничный уголок…
– Вы сказали, что можно взять детей? – в ее голосе наконец послышалось некоторое оживление. – Это правда?
– Да-да, конечно! У вас ведь их двое? Сможете взять обоих! Значит, завтра…
– Подождите, – спохватилась она, словно припомнив что-то. – Я не хочу фотографироваться. И не хочу попадать в газеты. И в рекламу тоже. Не хочу.
– Само собой! – понизив голос до заговорщицкого полушепота, проговорила я. – Никто не хочет. Странное дело: почему-то окружающие уверены, что победители лотерей обязаны с ними делиться. С чего это вдруг, правда, Ронит? Обещаю вам: имена участников будут даны только инициалами, лица затушеваны, полное инкогнито! Таковы правила, так что не беспокойтесь. Ну что, договорились?
– И можно взять детей? В Эйлат? На две ночи?
– Ну да. Значит, вы согласны, – твердо констатировала я. – Я приду к вам завтра часиков в одиннадцать. Ваш адрес…
– Нет, госпожа Ципи. Лучше я встречу вас на углу. Угол улиц Алия и Левински.
– Ну вот, опять… Я же сказала, Ронит…
– Мы там только встретимся, и я проведу вас к себе, – уточнила она. – А то, знаете, там такой район… Трудно найти нужную дверь.
– Окей, тогда завтра в одиннадцать на углу. Договорились. Бай, Ронит! – я так боялась, что она передумает, что отсоединилась, не дожидаясь ответа.
До угла улиц Алия и Левински я добралась пешком, поставив машину в некотором отдалении на более-менее надежной стоянке. В этом бедовом районе не рекомендовалось бросать без присмотра даже такие тачки, как непрезентабельный Микин «шевроле» с его помятыми крыльями и растрескавшимся стеклом фонарей. Ронит уже ждала меня – я узнала ее по фотографии из личного дела службы соцстраха. Лет десять назад она наверняка считалась красавицей: тонкие черты, черные прямые волосы, длиннющие ресницы и огромные зеленые глаза.
Но коктейль из времени и наркотиков старит даже самых красивых. Как и всякий уроженец квартала Джей-Эф-Кей, я умела с первого взгляда различить многолетнего наркомана, а иногда даже и угадать, какое именно зелье он предпочитает. Правда, после выхода из Ливана и возведения пограничных заборов, когда затруднилась поставка травы, гашиша и другой традиционной наркоты, о предпочтениях уже нельзя было говорить с прежней определенностью. Кокс, героин и прочие дорогие продукты откочевали на север Тель-Авива, к привилегированным носам и венам. Здесь же, в южном квартале Неве-Шаанан, закидывались чем придется: в основном, аптечными таблетками, кое-как сварганенным «кристаллом» и дешевой – по несколько шекелей доза – синтетической дурью на основе ацетона и средства для мытья унитазов.
Ронит принадлежала к потребителям второго рода – вернее, второго сорта. Ниже располагались лишь те, кто пробавлялся парами клея и газом старых кондиционеров. Кожа на ее некогда прекрасном лице высохла и одрябла, под глазами виднелись синяки, на шее – сыпь и шрамы от язв, а длинные рукава блузки, не слишком подходящие к жаркой погоде, свидетельствовали о явном нежелании демонстрировать миру изрытые иглой предплечья.
– Ронит? – я протянула ей руку. – Привет, я Ципи.
Она подняла на меня вопросительный взгляд, как видно не сразу сообразив, чего от нее хотят. Бедняжке потребовалось усилие, чтобы припомнить, зачем она вообще притащилась на этот перекресток. Пришлось помочь ей:
– Ципи… Это меня ты ждешь. Привет еще раз.
Моя протянутая рука безответно висела в воздухе, но я и не думала обижаться: время у наркоманов часто течет иначе, чем у прочих людей. Если хочешь чего-то от них добиться, нельзя спешить. Надо позволить им постепенно привыкнуть к новым мыслям, которые медленно-медленно вползают в их заторможенное сознание. Наконец Ронит окончательно вспомнила, в чем дело, и торопливо ухватилась за мою ладонь, добавив ей своей дрожи.
– Да-да, – смущенно проговорила она. – Я знаю. Мы с тобой…
– …идем к тебе домой, – подхватила я. – Как договаривались. Пойдем, сестричка.
Она подчинилась, хотя и с некоторой растерянностью. Мы прошли по Алие в направлении старого автовокзала и свернули направо в один из проулков. Когда-то здесь были ломящиеся от обилия товаров лавки оптового рынка, но затем он то ли переехал в другое место, то ли вовсе загнулся за ненадобностью. Теперь вдоль похожего на вскопанный огород асфальта мостовой тянулись приколоченные к доскам листы гофрированного железа, заросшие грязью и покрытые бессмысленными каракулями, которые не смогли бы сойти даже за подобие того, что обычно называется «граффити». Кое-где листы были отогнуты, открывая то ли проход, то ли лаз в какие-то неведомые норы, где, видимо, хоронились местные обитатели – в том случае, когда у них доставало сил и желания заползти внутрь.