Эта линия прервется на мне. Я сделаю для этого все, что смогу.
Единственное, чего мне не хватает, – это денег. Говорят, что деньги не приносят счастья, но несчастной я стала только тогда, когда оказалась нищей. Если бы у меня были средства, я могла бы сбежать. Сбежать от суда и начать жизнь заново под новым именем.
Я слышу, как в уши мне шепчет голос ма, повторяя последние слова, которые она сказала мне перед тем, как я вышла за дверь.
Как бы далеко ты ни убежала, как бы ни лгала себе, что ты выше навозной кучи, в которой родилась, это всегда будет у тебя в крови. Ты не можешь сбежать от своей ДНК, Мэггот. Но я уверена, что ты помрешь, но не оставишь попыток.
Как бы я хотела, чтобы она оказалась неправа – насчет всего, что когда-либо мне говорила. Но вот я здесь, на том самом месте, откуда начинала. Точно так, как она предсказывала.
Как мне достать денег? Мне нужно не просто несколько тысяч, мне нужно несколько десятков тысяч.
Я не смогу наворовать столько, чтобы собрать необходимую сумму, и если меня поймают и вменят побег, то под залог больше не отпустят. У меня есть только один шанс, и я не должна его упустить.
Единственный выход – найти человека, у которого много свободных денег.
Я сижу в тишине, перебирая имена и лица и отбрасывая всех, пока не появляется одно конкретное имя, которое не выходит у меня из головы.
Доктор Джонс.
У нее «Мерседес», большие кольца с бриллиантами, огромный дом за территорией больницы. Блин, да она может швыряться деньгами. А я только что видела, как она совершила убийство.
У меня в уме складывается план, сердце начинает бешено стучать, и в голове всплывает одно слово, которое расставляет все по местам.
Шантаж.
Я смотрю на свой живот. Волна паники пробегает у меня по позвоночнику, когда представляю, как он набухает там жизнью. У этого ребенка будет больше возможностей, чем было у меня, даже если мне придется для этого умереть. Я чувствую, как возвращается воля к борьбе, как будто внутри меня разжигают костер.
Теперь я должна думать не только о себе. Если я этого не сделаю, то сяду в тюрьму и они заберут ребенка. Отдадут его парочке снобов, таким, как доктор Джонс. Я не злодейка – это она убила человека. Я всего лишь заставлю ее заплатить за то, что она сделала.
Когда внутри у меня просыпается чувство вины, я вспоминаю о том, как скальпель полоснул по аорте мистера Шабира. Как кровь хлынула в грудную клетку.
Она вырыла себе яму, когда воткнула в него лезвие.
Взгляд у меня падает на фрагмент радуги, сияющий на стене в том месте, куда сквозь трещину в стекле упали солнечные лучи. Я протягиваю руку, чтобы его потрогать. Под пальцами у меня ничего, кроме холодной штукатурки, но это ощущение напоминает мне, как я была маленькой и смотрела на эту красоту с чувством искреннего восторга: с надеждой.
Я выберусь отсюда – мне просто нужно не бесить Дэмиена, пока я не достану денег на побег.
Я иду босиком к двери и выхожу на лестничную площадку, сжимая в руках ком моей грязной одежды, прислушиваясь к тишине в доме. Дэмиен крикнул мне снизу, пока я была в ванной, что он поедет забрать Рика, и это дало мне время выдохнуть, посмотреть на это место как на обычный дом. Память о ма, голос ма, это все в моей голове. Но вот я стою на площадке, и воспоминания все равно возвращаются, шепчут мне в уши.
Я спускаюсь по лестнице и кладу свои вещи в стирку, пытаясь задействовать мышечную память, чтобы включить стиральную машину, а потом иду в гостиную и сажусь на диван напротив кресла ма, поджав под себя ноги, чтобы согреть пальцы.
Кресло со временем приняло форму ее тела. Подушки продавились под ее весом, подлокотники истерлись от ее прикосновений. На столике рядом она держала пачку красных «Мальборо» и стеклянную пепельницу, украденную из паба, вокруг которой валялись наполовину пустые блистеры из-под таблеток.
Все знали, что ма – наркоманка. Все, кроме самой ма. Она говорила, что принимает обезболивающие от зуба, имея в виду моляр, который постепенно сгнил до черноты. В детстве до меня иногда доносился гнилой запах у нее изо рта.
Обезболивающие, конечно, ее и убили, всего шесть месяцев спустя после того, как я уехала. Она выпила так много таблеток, что остановила собственное сердце во сне. До меня дошел слух, что Дэмиен пытался меня найти, чтобы сообщить новости и позвать на похороны, но я не стала возвращаться. За одну ночь я стала круглой сиротой – отца в моей жизни не было, ма унесла его имя с собой в могилу; еще один способ держать нас под контролем до конца наших дней. Может быть, поэтому я все время слышу и вижу ее перед собой: я так и не закрыла гештальт. Я не увидела ее мертвой.
Я слышу, как в замке поворачивается ключ, а потом дверь приподнимается, подпертая плечом. Вскоре комната наполняется запахом рыбы и уксуса.
– Я решил, что фиш-энд-чипс можно съесть на обед вместо ужина, – кричит Дэмиен с кухни.
Он проходит в гостиную, а за ним по пятам идет симпатичный смуглый парень с длинными ресницами и коротко подстриженными черными волосами.
– Рик, это моя сестра, Мэггот.
– Привет, – говорит он с улыбкой. – Пойду накрою на стол.
Дэмиен задерживается в гостиной, ожидая моего приговора.
– Симпатичный.
Слишком симпатичный для таких, как мы.
Дэмиен гордо улыбается и передает мне пластиковый пакет.
– Я тебе кое-что купил, решил, что тебе все это пригодится.
Я заглядываю внутрь: сигареты, дезодорант, зубная щетка и паста. Благодарная улыбка сползает с моего лица, когда я вижу коробку тампонов.
– Спасибо, – говорю я. – Слушай, мне надо, чтобы ты меня кое-куда подвез попозже.
Он берет под невидимый козырек и отвешивает поклон.
– Что-нибудь еще, принцесса?
– Может быть. Подскажешь мне, как вытрясти кое из кого кучу бабла?
Я смотрю, как до него доходит: глаза у него загораются, губы расползаются в улыбке. Я представляю себе, как ма тоже улыбается в своем кресле и одобрительно кивает.
Хорошая девочка.
– И мне нужно, чтобы ты достал мне машину.
– Блин, может, еще тебе чего достать? – смеется он. – Зачем тебе машина?
– Мне нужно будет сбежать из города, если начнется заваруха. Сколько тебе потребуется времени?
– Надо полагать, денег заплатить за тачку у тебя нет?
– Ты хочешь, чтобы я заплатила за украденную машину? Ты не можешь ее просто… взять?
– Я больше не делаю грязную работу сам, – говорит он, слегка оскорбленный тем, что я так плохо о нем подумала. Но, кажется, он не отверг мою просьбу, и наконец он со вздохом кивает. – Мой товарищ мне должен. Посмотрим, что можно сделать.